Толпа детей резвилась в обители Порока. Над этой площадкою
для игр всегда реяла большая птица. Юмористы утверждали, что это аист. Но
жители Кристи-стрит лучше разбирались в орнитологии: они называли ее
коршуном.
К мужчине, читавшему у окна, робко подошла двенадцатилетняя девочка — и
сказала:
— Папа, поиграй со мной в шашки, если ты не очень устал.
Рыжий, небритый, неряшливый мужчина, сидевший без сапог у окна,
ответил, нахмурившись:
— В шашки? Вот еще! Целый день работаешь, так нет же, и дома не дают
отдохнуть. Отчего ты не идешь на улицу, играть с другими детьми?
Женщина, которая стряпала ужин, подошла к дверям.
— Джон, — сказала она, — я не люблю, когда Лиззи играет на улице. Дети
набираются там чего не следует. Она весь день просидела в комнатах. Неужели
ты не можешь уделить ей немножко времени и заняться с ней, когда ты дома?
— Если ей нужны развлечения, пусть идет на улицу и играет, как все
дети, — сказал рыжий, небритый, неряшливый мужчина. — И оставьте меня в
покое.
— Ах, так? — сказал Малыш Меллали. — Ставлю пятьдесят долларов против
двадцати пяти, что Энни пойдет со мной на танцульку. Раскошеливайтесь.
Малыш был задет и уязвлен, черные глаза его сверкали. Он вытащил пачку
денег и отсчитал на стойку бара пять десяток. Три или четыре молодых
человека, которых он поймал на слове, тоже выложили свои ставки, хотя и не
так поспешно. Бармен, он же третейский судья, собрал деньги, тщательно
завернул их в бумагу, записал на ней условия пари огрызком карандаша и
засунул пакет в уголок кассы.
— Ну и достанется тебе на орехи, — сказал один из приятелей, явно
предвкушая удовольствие.
— Это уж моя забота, — сурово отрезал Малыш. — Наливай, Майк.
Когда все выпили, Бэрк — прихлебатель, секундант, друг и великий визирь
Малыша вывел его на улицу, к ларьку чистильщика сапог на углу, где решались
все важнейшие дела Клуба Полуночников. Пока Тони в пятый раз за этот день
наводил глянец на желтые ботинки председателя и секретаря клуба, Бэрк
пытался образумить своего начальника.
— Брось эту блондинку, Малыш, — советовал он, — наживешь неприятностей.
Тебе что же, твоя-то уже нехороша стала? Где ты найдешь другую, чтобы
тряслась над тобой так, как Лиззи? Она стоит сотни этих Энни.
— Да мне Энни вовсе и не нравится, — сказал Малыш. Он стряхнул пепел от
папиросы на сверкающий носок своего башмака и вытер его о плечо Тони. — Но я
хочу проучить Лиззи. Она вообразила, что я — ее собственность. Бахвалится,
будто я не смею и заговорить с другой девушкой. Лиззи вообще-то молодец.
Только слишком много стала выпивать в последнее время. И ругается она
неподобающим образом.
— Ведь вы с ней вроде как жених и невеста? — спросил Бэрк.
— Ну да. На будущий год, может быть, поженимся.
И ругается она
неподобающим образом.
— Ведь вы с ней вроде как жених и невеста? — спросил Бэрк.
— Ну да. На будущий год, может быть, поженимся.
— Я видел, как ты заставил ее в первый раз выпить стакан пива, — сказал
Бэрк. — Это было два года назад, когда она, простоволосая, выходила после
ужина на угол встречать тебя. Скромная она тогда была девчонка, слова не
могла сказать, не покраснев.
— Теперь-то язык у нее — ого! — сказал Малыш. — Терпеть не могу
ревности. Поэтому-то я и пойду на танцульку с Энни. Надо малость вправить
Лиззи мозги.
— Ну смотри, будь поосторожнее, — сказал на прощанье Бэрк. — Если бы
Лиззи была моя девушка и я вздумал бы тайком удрать от нее на танцульку с
какой-нибудь Энни, непременно поддел бы кольчугу под парадный пиджак.
Лиззи брела по владениям аиста-коршуна. Ее черные глаза сердито, но
рассеянно искали кого-то в толпе прохожих. По временам она напевала отрывки
глупых песенок, а в промежутках стискивала свои мелкие белые зубы и цедила
грубые слова, привнесенные в язык обитателями Ист-Сайда.
На Лиззи была зеленая шелковая юбка. Блузка в крупную коричневую с
розовым клетку ловко сидела на ней. На пальце поблескивало кольцо с
огромными фальшивыми рубинами, а с шеи до самых колен свисал медальон на
серебряной цепочке. Ее туфли со сбившимися на сторону высокими каблуками
давно не видели щетки. Ее шляпа вряд ли влезла бы в бочку из-под муки.
Лиззи вошла в кафе «Синяя сойка» с заднего хода. Она села за столик и
нажала кнопку с видом знатной леди, которая звонит, чтобы ей подали экипаж.
Подошел слуга. Его широкая улыбка и тихий голос выражали почтительную
фамильярность. Лиззи довольным жестом пригладила свою шелковую юбку. Она
наслаждалась. Здесь она могла давать распоряжения и ей прислуживали. Это
было все, что предложила ей жизнь по части женских привилегий.
— Виски, Томми, — сказала она. Так ее сестры в богатых кварталах
лепечут: «Шампанского, Джеймс».
— Слушаю, мисс Лиззи. С чем прикажете?
— С сельтерской. Скажите, Томми, Малыш сегодня заходил?
— Нет, мисс Лиззи, я его сегодня не видел.
Слуга не скупился на «мисс Лиззи»: все знали, что Малыш не простит
тому, кто уронит достоинство его невесты.
— Я ищу его, — сказала Лиззи, глотнув из стакана. — До меня дошло,
будто он говорил, что пойдет на танцульку с Энни Карлсон. Пусть только
посмеет! Красноглазая белая крыса! Я его ищу. Вы меня знаете, Томми. Мы с
Малышом уже два года как обручились. Посмотрите, вот кольцо. Он сказал, что
оно стоит пятьсот долларов. Пусть только посмеет пойти с ней на танцульку.
Что я сделаю? Сердце вырежу у него из груди. Еще виски, Томми.
— Стоит ли обращать внимание на эти сплетни, мисс Лиззи, — сказал
слуга, мягко выдавливая слова из щели над подбородком.