Он снял очки и принялся протирать стекла дрожащим платком. Было видно, что мой друг побывал в аду.
— От тебя я пошел в его комнату. Дверь была приоткрыта, и я проскользнул внутрь. Там увидел, что он все-таки не стал принимать ванну. Сидит на кровати в нижнем белье и читает мой блокнот. Поднял голову, и наши глаза встретились. Ты представить себе не можешь, какой жуткий шок я испытал.
— Почему же, представляю. Со мной случилось нечто весьма похожее, когда я встретил взгляд преподобного Обри Апджона.
— И все это в зловещем молчании, оно длилось, длилось… Вдруг он утробно зарычал и вскочил, лицо перекосилось. Он прыгнул в мою сторону, я давай бог ноги, он за мной. Сбежали по лестнице, он вот-вот схватит меня, но в холле он задержался, чтобы взять арапник, а я тем временем здорово опередил его и…
— Берти, — сказала тетя Далия, — я всего лишь слабая женщина, но, если ты не раздавишь ногой это насекомое и не выбросишь останки в окно, я вынуждена буду заняться им сама. Вопросы жизни и смерти требуют решения, все висит на волоске… Мы еще не выработали план действий… каждая минута драгоценна… и тут является этот недоумок и начинает рассказывать нам свою биографию. Дринк-Боттл, пучеглазый вы кусок вонючего овечьего сыра, уберетесь вы отсюда или нет?
Моя престарелая родственница весьма властная особа, особенно если ее задеть, тут она всех подомнет под себя. В те времена, когда она охотилась, рассказывали мне, ее слово считалось законом в радиусе двух вспаханных полей и трех рощ. Произнесенное ею «нет» вылетело точно мощный снаряд, и Гасси, которому оно угодило в переносицу, подскочил в воздух дюймов на шесть. Когда он снова опустился на terra firma, вид у него был виноватый и заискивающий.
— Да, миссис Траверс. Конечно, я ухожу, миссис Траверс. Как только мы справимся с простыней, миссис Траверс. Берти, если вы с Дживсом будете держать этот угол…
— Вы хотите, чтобы они спустили вас из окна на простыне?
— Да, миссис Траверс. Тогда я смогу взять автомобиль Берти и уехать в Лондон.
Тогда я смогу взять автомобиль Берти и уехать в Лондон.
— Здесь высоко.
— Нет, миссис Траверс, не очень.
— Рискуете сломать себе шею.
— Нет, миссис Траверс, вряд ли.
— Не нет, а да, — возразила тетя Далия.
— Ну же, Берти, — обратилась она ко мне, вдруг необыкновенно воодушевившись, — поворачивайся живее. Спустите его из окна на простыне. Чего ты ждешь?
Я посмотрел на Дживса.
— Вы готовы, Дживс?
— Да, сэр. — Дживс деликатно кашлянул. — Если мистер Финк-Ноттл поедет в вашем автомобиле в Лондон, может быть, он возьмет с собой ваш чемодан и забросит в вашу квартиру?
Я тихо ахнул. Тетя Далия тоже. Я широко раскрыл глаза. Равно как тетя Далия. Мы с ней посмотрели друг на друга, и я увидел в ее глазах такое же благоговейное восхищение, какое она, без сомнения, увидела в моих.
Я был сражен наповал. Только что я тупо твердил себе, что никакие силы не вызволят меня из этой передряги. Кажется, я даже слышал шум крыльев приближающейся Судьбы. И вот теперь!..
Говоря о Наполеоне, тетя Далия утверждала, что он особенно хорошо соображал в минуты смертельной опасности, но готов спорить на что угодно — даже ум Наполеона не поднялся бы до таких сверкающих высот. Как много раз случалось в прошлом, человек позвонил в колокольчик и получил в награду сигару или кокосовый орех.
— Да, Дживс, — сказал я, хотя мне трудно было говорить, — вы правы. Он может взять его с собой, это так просто.
— Да, сэр.
— Гасси, тебе не трудно будет захватить мои чемодан? Если ты возьмешь мой автомобиль, мне придется ехать поездом. Я и сам уезжаю завтра утром. Не хочется возиться с багажом.
— Конечно.
— Мы спустим тебя на простыне, а чемодан сбросим. Приступаем, Дживс?
— Да, сэр.
— Приятного путешествия!
Я в жизни еще не принимал участия в операции, которая доставила бы удовольствие всем ее участникам без исключения. Простыня не порвалась, и потому Гасси был счастлив. Никто не помешал нам — это обрадовало меня. А когда я бросил из окна чемодан и он упал Гасси на голову, в восторг пришла тетя Далия. Что касается Дживса, было видно, что верный слуга преисполнен гордости, ибо это он придумал, как спасти своего молодого господина и повелителя в час грозной опасности. Его девиз — «Преданное служение».
Бурные эмоции, которые мне в тот вечер пришлось пережить, естественно, отняли немало сил, и потому я испытал облегчение, когда тетя Далия, произнеся прочувствованную речь, в которой выразила благодарность нашему спасителю в ярких, красочных тонах, сказала, что теперь она пойдет посмотрит, что делается в стане врага. Ее уход дал мне возможность сесть в кресло, в котором, останься она здесь, гнездилась бы до скончания века. Плюхнувшись на мягкое сиденье, я блаженно заурчал.
— Ну вот, Дживс, и все!
— Да, сэр.
— В который раз ваш острый ум предотвратил, казалось бы, неминуемую катастрофу.
— Вы очень добры, сэр.
— Нет, Дживс. Я говорю то, что сказал бы всякий мыслящий человек. Я не встревал, когда говорила тетя Далия, потому что знаю: она не терпит, чтобы ей мешали, но поверьте, что я мысленно с большим чувством повторял за ней все ее слова.
Я не встревал, когда говорила тетя Далия, потому что знаю: она не терпит, чтобы ей мешали, но поверьте, что я мысленно с большим чувством повторял за ней все ее слова. Вам нет равных, Дживс. Какой у вас размер шляпы?
— Восьмой, сэр.