— Да, сэр.
— Ну что ж, Дживс, можно начинать складывать вещи.
— Простите, сэр?
— Возвращаемся домой. Завтра и уедем.
— Значит, сэр, вы не предполагаете продлить ваш визит в «Тотли-Тауэрс»?
Я от души рассмеялся.
— Дживс, не задавайте глупых вопросов. Неужели человек по доброй воле захочет продлить свой визит в «Тотли-Тауэрс»? Меня здесь ничто больше не задерживает. Я свой долг выполнил. Завтра проснемся и сразу в путь. Так что начинайте укладываться, рванем как можно раньше, не будем терять ни минуты. Ведь это не займет много времени?
— Нет, сэр. У нас всего два чемодана.
Он извлек их из-под кровати и, открыв тот, что побольше, принялся укладывать в него пиджаки, брюки и прочее, а я, расположившись в кресле, начал вводить его в курс последних событий.
— Так вот, Дживс, ваш план сработал без сучка и задоринки.
— Чрезвычайно рад это слышать, сэр.
— Конечно, этот ужас будет долго преследовать меня по ночам в кошмарных снах. Умолчу о том, что это вы меня в него втравили, скажу лишь, что заговор удался. Благословение вылетело из дядюшки как пробка из шампанского, теперь ничто не помешает Стиффи и Пинкеру предстать перед алтарем.
— Чрезвычайно удачный поворот событий, сэр. Значит, реакция сэра Уоткина оказалась именно такой, как мы ожидали?
— О, Дживс, такого мы и не ожидали. Вам доводилось наблюдать, как могучая шхуна становится игрушкой разъяренной стихии?
— Нет, сэр. Я предпочитаю бывать на побережье в тихие дни.
— Именно такая злосчастная шхуна возникла в моем воображении, когда я сообщил, что желаю стать его племянником, женившись на Стиффи. Он был ну в точности гибнущий «Геспер». Помните? Он плыл по бурному морю, а капитан еще взял с собой юную дочь, чтобы одному не скучно было.
— Да, сэр. Ее глаза — цветущий лен, лицо — нежнейший рассвет, а грудь бела, как ландыша цвет.
— Совершенно верно. Так вот, я говорил, ветер перевернул шхуну, и во все щели хлынула вода. А когда появилась Стиффи и сказала, что это ошибка и что на самом деле жених Растяпа Пинкер, его радости не было границ. Он тут же дал согласие на их брак. Так спешил, что даже заикался. Но зачем я все это рассказываю вам, Дживс, только время трачу на пустяки. Сейчас вы услышите настоящую сенсацию. После таких событий правительства подают в отставку. Я раздобыл блокнот.
— Неужели, сэр?
— Да, это святая истина. Я увидел его в руках у Спода, отобрал, и в эту самую минуту Гасси показывает его мисс Бассет и смывает со своего имени грязь. Не удивлюсь, если они уже заключили друг друга в пылкие объятия.
— Это ли не цель желанная, сэр.
— В самую точку, Дживс.
— Стало быть, вам не о чем больше тревожиться, сэр.
— Абсолютно не о чем. Я чувствую несказанное облегчение. Будто у меня на шее висел жернов, и вот я его сбросил.
Будто у меня на шее висел жернов, и вот я его сбросил. Я готов петь, танцевать. Не сомневаюсь, что Мадлен будет довольно увидеть проклятущий блокнот — и все уладится.
— Думаю, так и случится, сэр.
— Ты должен знать, Берти, — произнес Гасси, который появился в этот миг в дверях, похожий на привидение, которое к тому же пропустили через пресс для отжимания белья, — случилось непоправимое. Свадьбе не бывать.
Глава 11
Я схватился за голову, чувствуя, что земля уходит из-под ног.
— Не бывать?
— Не бывать.
— Твоей свадьбе?
— Моей.
— Не бывать твоей свадьбе?
— Именно так: не бывать.
— Ты в своем уме?
— В своем.
Не знаю, как поступила бы на моем месте Мона Лиза. Наверное, так же, как я.
— Дживс, — сказал я. — Бренди.
— Слушаю, сэр.
Дживс улетучился, дабы выполнить миссию по оказанию милосердия ближнему, а я перенес все свое внимание на Гасси, который метался по комнате как слепой, вот-вот начнет рвать на себе волосы.
— Это невыносимо! — простонал он. — Для меня жизнь без Мадлен — не жизнь!
Конечно, от подобных высказываний оторопь берет, однако о вкусах не спорят. Один на девушку молится, а другого от одного ее вида тошнит. Помню, даже моя тетка Агата вызвала когда-то у покойного Спенсера Грегсона роковую страсть.
Бродя по комнате, Гасси наткнулся на кровать и воззрился на лежащую на ней свитую в жгут простыню.
— Я думаю, — сказал он отрешенно, как бы обращаясь к самому себе, — я думаю, на ней можно повеситься.
Надо как можно скорее отвлечь его от этих мыслей. Я уже более или менее смирился, что мою спальню превратили во что-то вроде зала заседаний Лиги Наций, но позволить людям сводить в ней счеты с жизнью? Ни за что не допущу.
— Здесь ты вешаться не будешь.
— Но где-то же я должен повеситься.
— Только не в моей спальне.
Он поднял брови.
— Можно мне посидеть в твоем кресле, возражать не будешь?
— Сиди.
— Спасибо.
Он сел и уставился в пустоту невидящим взглядом.
— Ну вот что, Гасси, — сказал я, — давай рассмотрим сделанное тобой заявление. Что за бред ты нес по поводу того, что свадьбе не бывать?
— Не бывать, и все.
— Разве ты не показал ей блокнот?
— Да, я показал ей блокнот.
— Она прочла, что ты там написал?
— Прочла.
— И разве она не tout comprendre?
— Поняла.
— И tout pardonner?
— Простила.
— Тогда ты что-то перепутал. Свадьба должна состояться.
— Говорю тебе, не состоится. По-твоему, я не способен уразуметь, когда дают согласие на свадьбу, а когда не дают? Сэр Уоткин категорически против.