— Это не является решением Военного Совета, — хирург был крайне зол, а это вносило в его окраску интересные изменения. Зубы его клацали, он уселся на один из ближних стульев. Среди представителей его расы воспитание было возведено в ранг изящного искусства. Губы с’вана, скрытые черной проволокоподобной бородой, медленно двигались:
— Мне кажется, что ваш персонал хотел завершить предварительные исследования.
— Завершить? Предварительные? — Гивистамец ничего не пил. — Мы едва начали. Подумайте — дитя человека, воспитанное, как ашреган! Любить, думать, разговаривать, верить, как ашреган и при этом любить сражение, как человек! Мы восстановили его человеческую сущность!
— Но не его человечность, — вставил массуд.
— Со временем это придет. Тем больше оснований оставить от здесь, чтобы мы смогли ему помочь!
— Лично я с вами согласен. — С’ван одним залпом осушил приспособление для питья.
— Тогда почему не отдан соответствующий приказ? — Гивистам пристально наблюдал за восходом солнца. Зачем принимать столь поспешное решение?
Массуд отставил свое приспособление для питья в сторону и заявил:
— Я думаю, это какая?то игра. Но эту игру Совет должен вести.
— Он еще не привык к новым климатическим условиям, — продолжил хирург. — Как вы говорите, еще не до конца восстановил свою человечность. Мы не в состоянии так же перестроить его образ мысли, как мы перестроили его телесный образ. А вы предлагаете протезировать вновь его внешность ашрегана. — Пальцы его нервно щелкнули.
— Если Совет это предлагает, значит, он совсем потерял свою мудрость, мы не только потеряем индивидуума, но и те возможности, которые он нам представляет.
Полевой командир, отхлебнув из своего приспособления, заявил:
— Живя и работая среди вейсов и мотаров, он научился некоторым манерам:
— Я напоминаю вам, что нужно принимать во внимание пожелание и самого индивидуума. А он решительно поддерживает это предложение.
— Я столь же симпатизирую этому существу, — вздохнул гивистам, — но в первую очередь мы должны думать об Узоре.
— Как и думают мои руководители. Ну а то, что желание Совета и пожелания индивидуума совпадают, лишь ослабляет ваши позиции. — Массуд наклонился вперед.
— Как вам известно, этот Раньи?аар, вероятно, один из многих, кого похитили и переделали в пренатальном состоянии амплитуры. Его желание вернуться домой, рассказать все обманутым друзьям, способствовать началу восстания — все это Совет полагает в высшей степени достойным риска.
— Но на самом ли деле именно это он намерен осуществить? — спросил хирург.
— Правда всегда является первой жертвой войны. — Слова эти были полны несвойственной для массудов философии, поэтому его коллеги поглядели на него с удивлением. — Я видел анализ ксенопсихолога. В настоящее время Раньи?аар не верит никому, даже самому себе. Поэтому надо позволить ему разобраться во всем самостоятельно. Иначе он станет нам совершенно бесполезен. Как вы говорите, хирург, его проблемы нельзя разрешить путем хирургического вмешательства. Он сам должен убедить себя, кем именно он является.
— Если он сможет сделать задуманное, просветить своих друзей, то амплитуры лишатся плодов своего эксперимента, утратят наиболее эффективную боевую единицу, когда?либо ими созданную.
Узор уже в скором времени получит от этого явную выгоду.
Первый?по?Хирургии закрыл двойные веки, потому что свет восходящего солнца усилился.
— Но может случиться и так, что, вернувшись в знакомое окружение, в нем усилится ашреганское начало. Тогда он для нас потерян навсегда. С’ван щелкнул своими короткими зубами в подражание гивистаму. Как и всегда, хирург не мог бы определить, было это насмешкой или просто выражением веселья.
— Это — риск. Конечно, если только рапорты, которые я видел, правдивы, его пребывание здесь может содержать риск иного рода.
— Нет, нет! — Первый?по?Хирургии говорил устало. — Они весьма точны.
Он угрожал совершить самоубийство, если ему не разрешат вернуться к своему народу. Если он примет такое решение, ничто не помешает ему. Это огорчительно. Как ашреган он не совершил бы подобного деяния, значит, мы могли бы оставить его здесь для наблюдений. Но в этом будет заключаться наша неудача. Для него быть человеком — значит, являть собой успех наших усилий, но именно поэтому мы и теряем его. Ирония обстоятельств! Теперь пришла очередь с’вана пофилософствовать.
— Жизнь состоит из последовательного выбора между противоречиями, хирург.
— Значит, я думаю, что надо его отпустить. Но я этого боюсь. Клянусь моим Кругом!
— Вы сделали здесь великие дела, хирург. Но во времена конфликтов чистое исследование должно уступить место практическим тревогам. — На этот раз с’ван говорил абсолютно серьезно.
— Я понимаю это. — Гивистам вновь глотнул свой напиток и заключил:
— Но это вовсе не означает, что мне это нравится.
— Психолог с Земли, с которым мы проконсультировались, подтвердил, что удерживать его здесь против его воли — опасно, — сказал полевой командир.
— Психолог? Человек? — фыркнул гивистам. — В терминах заключается явное противоречие. Под руководством Узора они лишь теперь начинают понимать многие странности своего поведения. Не думаю, что они нам могут оказать какую?либо помощь. — Так как поблизости не было ни одного человека, хирург мог говорить свободно.