Полина начала жадно принюхиваться.
— Что это, Дживс?
— Копчушки, мисс.
— Для кого?
— Для его светлости, мисс.
— Ой, Дживс, а я еще не завтракала.
— Не завтракали, мисс?
— Нет. Папа вытащил меня из постели и полусонную приволок сюда. Знаете, Дживс, он рвет и мечет.
— Да, мисс. Я только что беседовал с мистером Стоукером. У меня сложилось впечатление, что он и в самом деле несколько взволнован.
— Он всю дорогу расписывал, как разделается с вами, пусть только вы попадетесь ему на глаза. И вот вы говорите, что беседовали с ним. Что произошло? Он вас не съел?
— Нет, мисс.
— Наверно, на диету сел. Куда он подевался? Мне сказали, он был здесь.
— Мистер Стоукер ушел минуту назад с намерением посетить вдовий флигель, мисс. Думаю, он надеется найти там мистера Вустера.
— Надо предупредить беднягу.
— Не стоит тревожиться о судьбе мистера Вустера, мисс. Его нет во вдовьем флигеле.
— А где он?
— Он в другом месте, мисс.
— Ладно, мне это безразлично. Помните, Дживс, я вчера вечером сказала вам, что собираюсь стать миссис Бертрам Вустер?
— Помню, мисс.
— Так вот, Дживс, я уже не собираюсь. Можете больше не волноваться за этого недотепу.
Я передумала.
— Очень рад это слышать, мисс.
А уж как я обрадовался! Ее слова были для меня сладчайшей музыкой.
— Что вы сказали — рады?
— Да, мисс. Я сомневаюсь, что этот союз оказался бы счастливым. Мистер Вустер — приятный молодой джентльмен, но я сказал бы, что он по натуре своей холостяк.
— И к тому же не семи пядей во лбу?
— Мистер Вустер, мисс, в некоторых случаях проявляет большую находчивость.
— Вот и я тоже проявляю находчивость. И потому пусть папенька скандалит сколько его душе угодно, я все равно ни за что не выйду за этого несчастного затравленного дуралея. Зачем мне это нужно? Я не желаю ему зла.
Наступило молчание. Потом:
— Дживс, я сейчас разговаривала с леди Чаффнел.
— В самом деле, мисс?
— У нее в семье тоже не все гладко.
— Да, мисс. Вчера вечером между ее светлостью и сэром Родериком Глоссопом, к большому сожалению, произошел разрыв. Но потом, я рад вам это сообщить, ее светлость, судя по всему, одумалась и пришла к заключению, что совершила ошибку, прервав отношения с вышеназванным джентльменом.
— Людям свойственно одумываться, как вы считаете?
— Вне всякого сомнения, мисс.
— Только надо, чтобы одумались и те, с кем порвали отношения, иначе какой толк? Дживс, вы сегодня утром видели лорда Чаффнела?
— Видел, мисс.
— Как он?
— Мне показалось, мисс, несколько расстроен.
— Правда?
— Да, мисс.
— Хм. Ладно, Дживс, не буду больше отвлекать вас от ваших обязанностей: по мне, чем глубже вы в них окунетесь, тем лучше.
— Благодарю вас, мисс. Желаю вам доброго утра.
Дверь затворилась, я по-прежнему сидел, не шевелясь и углубленно продумывал сложившееся положение. С одной стороны, не могу не признать, что радость свободы играла и пела в моих жилах, как драгоценное вино, у меня будто крылья выросли. Ведь эта взбалмошная Полина Стоукер заявила решительно и твердо, без всяких там иносказаний и экивоков, сказала ясно и открыто, яснее некуда, что никакими силами папаша не заставит ее нахлобучить свадебную фату и топать со мною под венец. О чем еще, казалось бы, мечтать?
Однако оценила ли она всю меру папашиного упорства? Вот какой вопрос меня волновал. Видела ли она его хоть раз, когда он по-настоящему разбушевался? Знает ли, какой обладает силой на пике формы в разгар спортивного сезона? Словом, сознает ли она, какому могучему противнику объявила войну, понимает ли, что, чем перечить Дж. Уошберну Стоукеру, когда он жаждет крови, лучше уж сразу отправиться в джунгли и помериться силами с первой парочкой тигров, которые вам там встретятся?
Эти мысли несколько омрачали мое ликование. Слишком уж в неравных весовых категориях они выступают: матерый злодей-пират в отставке и воздушная барышня — сколько бы она ни противилась его матримониальным планам на ее счет, все будет впустую.
Так я размышлял в своем укрытии и вдруг услышал звук льющегося в чашку кофе, а через секунду то, что Дрексдейл Йитс назвал бы звяканьем металла, — я потрясенно осознал, что Полина, не в силах дольше противостоять соблазну подноса с завтраком, налила себе дымящегося кофе и принялась за копчушки. Никаких сомнений не оставалось: информация Дживса была верна, аромат копченой лососины осенял меня, как благословение, я с такой силой сжимал кулаки, что суставы от напряжения белели. Она откусывала кусок за куском, и каждый пронзал меня точно нож.
Странное действие оказывает на человека голод. Никто не знает, что мы способны выкинуть, когда он начнет нас терзать. Дайте самому уравновешенному человеку хорошенько проголодаться, и от его уравновешенности не останется и следа. Именно так случилось сейчас со мной.
Именно так случилось сейчас со мной. Ведь ясно же, что разумнее всего мне было сидеть тише воды ниже травы в своем укрытии и дожидаться, пока все эти Стоукеры и иже с ними иссякнут, и, конечно, этой тактике я стал бы следовать в более спокойном состоянии духа. Но аромат копченой лососины и сознание, что она сейчас тает, как снег на горных вершинах, а скоро и тостов ни одного не останется, оказались сильнее меня. Я взвился над столом, точно пескарь на леске.
— Привет! — сказал я, и, признаюсь, прозвучало это приветствие довольно жалобно.