— Точно! — Баг выхватил из пачки новую сигарету. Алимагомедов покосился на него было, а потом махнул рукой: да кури! — Они и друг друга иначе как «Игоревичи» да «игоревны» не называют! То есть каждый, кого Прозрец Козюлькин с помощью пиявок в свою веру обратил, тоже вроде духовного чада князя Игоря становится, а уж волю Прозреца выполняет беспрекословно! Точно!
— Мне одно неясно… — Богдан поправил очки. — Что значат эти цифры на полях «Слова», почему их именно шесть, а еще иногда семерка встречается…
— А может быть, — лицо Бага осветилось догадкой, — может быть, если прочитать текст «Слова» в какой-то последовательности, абзацы там в каком-то порядке переставить, то и новый смысл откроется? А семерка… Вот помнишь, еч, мне сюцай про какой-то магический куб упомянул? У куба, между прочим, шесть граней… А, скажем, где выпадет семь — там уж полный астрал.
— Что значат эти цифры на полях «Слова», почему их именно шесть, а еще иногда семерка встречается…
— А может быть, — лицо Бага осветилось догадкой, — может быть, если прочитать текст «Слова» в какой-то последовательности, абзацы там в каком-то порядке переставить, то и новый смысл откроется? А семерка… Вот помнишь, еч, мне сюцай про какой-то магический куб упомянул? У куба, между прочим, шесть граней… А, скажем, где выпадет семь — там уж полный астрал. Запредельная и непререкаемая мудрость Игорева. Как палкой по башке.
— Так, — прервал шилан. — Вы мне скажите лучше, что с иноземцами вашими делать будем?
Ечи переглянулись.
— А что с ними делать? — пожал плечами Баг. — Ничего. Потребными им сведениями — поделимся, да и помашем ручкой. У них цель в Ордуси совершенно конкретная и вполне достойная уважения, равно как и содействия: клан дона Пьюзо ущучить. Нам от этого одна только приятность, пусть ущучат. У нас тут руки коротки — а, между прочим, пиявка-то и к дону к этому попасть могла.
— Не слишком ли скандальную информацию они вывезут? — покрутил носом Алимагомедов.
— Не станут они там лишнего болтать, по-моему… Мы же им помогли — какого тогда рожна им нас в лужу сажать?
— Ойли?
— Я за них ручаюсь, — подал голос Богдан.
Редедя Пересветович внимательно глянул на минфа.
— Ваше слово дорогого стоит, Богдан Рухович… и все же я хотел бы уточнить — какие у вас основания для ручательства?
— Они хорошие люди, — ответил Богдан.
Грозный шилан долго молчал. Наконец сказал устало:
— Быть по сему.
Богдан облегченно вздохнул.
— Теперь главное.
— Еще главнее? — в отчаянии всплеснул руками шилан.
— Да, еще главнее, — подтвердил Баг.
— В результате мероприятия мы обнаружили два перечня и сами составили третий, — сказал Богдан. — В регистратуре лечебницы — список всех, кто находился на излечении в пиявочном отделении или кого пользовали пиявками на дому. В ноутбуке Козюлькина мы обнаружили шифрованный список обработанных розовыми пиявками… Наконец, по материалам средств всенародного оповещения и по результатам негласных опросов — список высокопоставленных ордусян, побывавших за этот год в стенах «Тысячи лет здоровья». При сопоставлении всех трех перечней выявилась чудовищная и зловещая картина.
— Ну что еще такое? — страдальчески произнес шилан. Перевел дух, сказал спокойнее: — Когда же вы, ечи, иссякнете с вашими ужасами…
— Четверть состава Гласного Собора потенциально — инструменты Прозреца, — бесстрастно сказал Богдан. — Надо что-то делать. Прямо от вас, Редедя Пересветович, мы намерены направиться в терем великого князя и испросить немедленного приема. Завтрашнее голосование по челобитной надобно отменить.
Княжий терем,
23-й день месяца, средница,
вторая половина дня
Князь Фотий принял их на удивление быстро и в обстановке на редкость неофициальной. Видимо, история с загадочным самоубийством видного боярина Гласного Собора и не менее загадочным умопомрачением другого, столь же видного, беспокоила владыку улуса не на шутку.
Видимо, история с загадочным самоубийством видного боярина Гласного Собора и не менее загадочным умопомрачением другого, столь же видного, беспокоила владыку улуса не на шутку. Узнав, что срочного приема алчут следователи, ведущие это дело, да вдобавок после настоятельного звонка шилана Алимагомедова главному постельничему, князь счел своим долгом удовлетворить прошение без проволочек. Правда, через постельничего же он уведомил просителей, что может уделить им лишь двадцать минут.
Широкие окна малой приемной выходили на залив; погода портилась, и с юго-запада быстро наплывали темные, напоенные влагой облака. Вдали просматривались, чуть расплываясь в дымке, плоские острова, вдавленные в сизый и рябой от ветра водный разлет. Князь вышел к ечам, одетый по-домашнему: желто-белый — цвета власти и бескорыстия — кафтан и заправленные в мягкие сафьяновые сапоги широченные порты красного шелка. «Вот ведь алые паруса какие», — уважительно подумал Баг, одновременно с Богданом склоняясь в низком, сообразном поклоне.
— Ну, ечи, что за спешка? — прогудел князь, присаживаясь на мягкую кушетку у окна и жестом указывая следователям на кресла напротив, подле низкого столика, инкрустированного слоновьей костью. На столике уже ждал горячий чайник, стояли чашки и блюда с печеньем и тульскими пряниками — князь, похоже, и впрямь любил простую еду.