Отчитываемый, как мальчишка, командующий армией прикусил губу.
Действительно, именно по его настоянию позавчера на этот берег перевели двадцать рыцарских боевых коней — без них орденцы чувствовали себя безоружными. И именно эти кони успели истребить большую часть захваченного в деревне фуража.
— Вы собирались обеспечить нам снабжение, господин епископ, — напомнил сын орденского магистра.
— Для захвата Новгорода, сын мой, для захвата Новгорода, а не для сидения у мелкой пограничной крепостицы.
— Для захвата Новгорода, сын мой, для захвата Новгорода, а не для сидения у мелкой пограничной крепостицы. А здесь мы собирались оставить базу, чтобы не зависеть от бредущих за тридцать миль обозов! Здесь у нас должны были найтись трофейный фураж, сани, лошади. Здесь они лежат, а не на другом берегу! Завтра сюда доставят припасы, необходимые для перехода до Новгорода. Но, господин кавалер, именно для перехода, а не для топтания на одном месте!
— Завтра к полудню, — заиграл желваками рыцарь Иван. — Завтра к полудню вы сможете выбрать для себя в Гдове самый лучший дом!
— Я вам верю, сын мой, — с неожиданной легкостью согласился священник. — Вы очень талантливый молодой человек. У вас должно получиться.
* * *
Солнце еще только раздумывало, подниматься ему над горизонтом, или отложить это на другой день, когда пищали и бомбарды дружно выплюнули в крепостную стену первые ядра. В деревне Подкурье в это время орденские оруженосцы и епископские дворяне выстраивали кнехтов в отряды и уводили к городу, а рыцари вновь облачались в полный доспех, выходили на улицу, шли к помосту, сколоченному по образцу тех, что ставят на турнирах, откуда слуги и сажали их на коней.
Нет, сегодня цвет Ордена идти в бой не собирался — именно поэтому кавалеры не ленились надеть на себя все до последней кинжальной цепочки. С одной стороны, полная нагрузка была нужна боевым лошадям для привыкания, с другой — зрелище десятков закованных в непрошибаемую, сверкающую на солнце броню должно хорошенько припугнуть засевших в городе язычников и побудить их сложить оружие как можно скорее.
Рядом с командующим небольшой, но сильной армией гарцевал дерптский епископ, чья темная монашеская ряса, накинутая поверх мехового дублета, резко контрастировала с окружающей сталью.
Куртина под непрерывными ядерными ударами уже давно покрылась трещинами, и каждый раз вздрагивала, словно поставленный на ребро ломтик сыра. То, что она обвалится в ближайшее время, стало ясно не только атакующим, но и обороняющимся — и красные войлочные колпаки стрельцов над каменными зубцами уже не мелькали.
Залп!
Стена рыхло содрогнулась, но устояла. Епископ посмотрел на нее, на сына Кетлера, на небо. Солнце еще только-только поднялось над горизонтом, и до полудня оставалось много времени, и тем не менее рыцарь Иван нервничал, хотя голову в сторону священника не повернул ни разу. Он держал свой шлем на сгибе локтя, оставаясь только в стеганном подшлемнике и кольчужной шапочке, и сосредоточенно наблюдал за работой бомбардиров. Те перезарядили пушки, поднесли фитили к запальным отверстиям:
Залп!
Стена мелко затряслась. Бомбардиры кинулись прочищать стволы. Не дай Бог в них останется хоть одна тлеющая соринка! При засыпке пороха заряд неминуемо взорвется, унося невезучего заряжающего в преисподнюю! Прочистив банником ствол, следовало засыпать в него порох. Затем сам заряд необходимо прибить, втолкнуть следом ядро, заполнить запальный канал, и только тогда можно производить следующий выстрел. Набившие, руку на ратной работе ландскнехты умудрялись выпускать каждый час по два ядра. Отличный результат, если сравнить его с тем, что моряки испанских, английских, французских флотов успевали сделать от силы по два залпа в день!
— Смотрите, смотрите!
Не дожидаясь нового залпа, стена внезапно, все более и более ускоряясь, поползла вниз, словно была слеплена из сырого песка и высушена солнцем. Несколько мгновений, и вот перед лицами доблестных ливонских воинов вместо неодолимого бастиона лежит обычная груда камней, за которой видны крыши изб, рубленные стены, тылы башен противоположной стороны города.
На этот раз уже командующий армией, не сдержав довольную улыбку, поднял глаза к небу, по которому солнцу предстоял до зенита еще очень долгий путь, а затем покосился на епископа. А священник сделал вид, что ничего этого не заметил.
Но прошло около четверти часа, ливонская армия ничего не предпринимала и епископ, не выдержав, заговорил:
— Простите, господин кавалер. Не хотелось бы вмешиваться в ваши дела, но чего мы ждем?
— Мы разрушили стену, — снисходительно объяснил сын верховного магистра. — У обороняющихся больше нет никаких шансов. В таких случаях города сдаются. Сейчас к нам выйдут парламентеры, мы обсудим вопросы сдачи оружия, выплаты контрибуции либо права на разграбления, после чего займем крепость.
— Господин рыцарь! — не выдержав, едва ли не заорал священник. — Вы имеете дело с язычниками! С неотесанными дикарями, незнакомыми с цивилизованными правилами ведения войны! Они никогда не сдаются. Парламентеров не будет!