— Скоро зима, — с сожалением вздохнул хозяин замка, подходя к окну. — На леса и поля ляжет снег, и ставни придется закрыть до самой весны. Вы можете себе представить, господин барон, каково жить по полгода только при свете свечей и факелов?
— Честно говоря, нет, мсье.
— Скоро поймете, мой дорогой барон. Однако, не согласитесь ли вы разделить со мной трапезу? Честно говоря, я проголодался с дороги.
— С удовольствием, мсье, — дю Тозон, предвкушая вкус горячей, чуть сладковатой, пахнущей дымком и гвоздикой запеченной свинины, с готовностью занял место за столом. Дерптский епископ занял место напротив. Двое молодых послушников внесли подносы с яствами, и ученый дворянин увидел… паштет из гусиной печени с тертым миндалем. В кубках же оказалось разлито все тоже терпкое красное вино.
— Угощайтесь, господин барон, — гостеприимно предложил хозяин замка. — К сожалению, горячие блюда еще не готовы, и пока придется обойтись тем, что есть.
Анри дю Тозон через силу улыбнулся и, чтобы не обидеть богатого покупателя, принялся старательно впихивать в себя опостылевшее лакомство.
— Вижу, вы не испытываете аппетита, дорогой барон, — епископ промакнул губы кружевным платком и небрежно кинул его на стол. — Наверное, вас беспокоит, достаточно ли в подвалах замка золота, чтобы оплатить стоимость вашей драгоценной шкатулки? Тогда давайте отложим обед на потом, и осмотрим мою сокровищницу.
Хозяин замка поднялся из-за стола, прошел к камину, толкнул узкую створку и стал спускаться вниз.
Француз с готовностью последовал за ним.
Француз с готовностью последовал за ним. Через минуту он вошел в светлый — из-за белых черепов, которыми был выложен пол и стены, и теплый, благодаря пылающему в небольшом очаге и двух жаровнях огню подвал. Набор имеющихся здесь инструментов не оставлял ни малейшего сомнения в своем предназначении: барона Анри дю Тозона привели в пыточную камеру.
Увидев гостя, двое дюжих полуобнаженных молодцов извлекли из жаровни по длинному, раскаленному докрасна железному пруту и привычно перекрыли путь к выходу.
— Присаживайтесь, мой дорогой барон, — господин епископ указал на ощетинившееся гвоздями кресло святого Иллариона. Француз, сделав судорожный глоток, остановился. — Да не пугайтесь. Сидеть в нем совсем не больно. Главное не шевелиться, не совершать резких движений, и вы почти не почувствуете неудобств.
Палачи, сжимая в руках раскаленные прутья, приблизились, явственно дыша в затылок. Барон, втянув голову в плечи, сделал вперед шаг, другой, медленно повернулся и осторожно опустился седалищем на гвозди, слегка дернувшись от мелкого покалывания. Заплечных дел мастера, побросав прутья обратно в жаровню, споро пристегнули его локти и запястья к подлокотникам, шею к спинке кресла, ноги зажали в колодки.
— Вы не имеете право делать этого, господин епископ, — пересохшим голосом произнес француз. — Согласно буллы о ведении расследования Святой Инквизицией, вы не имеете права применять пытку, если в моих показаниях нет противоречий, обязаны предоставить мне адвоката, защищающего мои интересы перед обвинением, и испросить имена недругов, которые могли оклеветать меня ложным доносом. Кроме того, кресло с гвоздями не входит в перечень разрешенных к употреблению орудий пыток. Вы имеете право применять только допрос веревкой, допрос водой и допрос огнем, но только в присутствии лекаря, не долее десяти минут каждая и не больше одной пытки в день…
Ученого дворянина словно прорвало, и он говорил, говорил, говорил, ссылаясь на различные законы и уложения. Тем временем епископ уселся за стоящий напротив кресла стол, на жесткую деревянную скамью, сделал палачам разрешающий знак и облокотился локтями на гладко струганную столешницу. Молодцы принялись стаскивать с жертвы сапоги.
— Что вы делаете? — оборвал свою тираду француз.
— Мы начнем с доброго поступка, мой дорогой барон, — дружелюбно улыбнулся дерптский епископ. — Поможем вам немного согреться. И не надо сразу думать о самом страшном. Влияние Святой Инквизиции не распространяется на наши земли, никто вас в ее руки не отдаст. Булла папы о ведении расследования дел инквизицией к нашему случаю никакого отношения иметь не будет.
Обнаженные ступни ученого палачи споро обмазали свиным жиром, после чего придвинули к ним жаровню примерно на полшага. В первую минуту француз сидел спокойно, с некоторым удивлением «прислушиваясь» к идущему от ног приятному теплу, а потом вдруг резко изогнулся от внезапно прилившего к ступням жара:
— А-а! — от резкого рывка гвозди спинки кресла и сидения вонзились в тело, усиливая муки. — Перестаньте! Не-ет!
— Так вот, барон, — спокойно продолжал разговор епископ. — Мне бы очень хотелось узнать, что это за планета Мардук, и в каком месте она пересекает линию Ориона. Вы ведь имели в виду созвездие, не так ли?
— А-а! У-у… Уберите!
Хозяин замка кивнул, и палачи отодвинули жаровню. Тем не менее, французский дворянин продолжал жалобно скулить из-за боли в обожженных ногах.
— Вы молчите, дорогой барон? Видимо, вы еще недостаточно согрелись…
— Не-ет! Я скажу! Я рассчитаю для вас все благоприятные дни и часы на сто лет вперед… Не надо больше… Отпустите меня.
— Вы меня не совсем поняли, мой милый дю Тозон, — поморщился епископ. — Я хочу иметь возможность сам рассчитывать благоприятные дни. К тому же, мне известны отрывки из языческих, дохристианских текстов, где упоминается некая планета Мардук, обладающая весьма многообещающими качествами. Но до сего дня не нашлось ни единого источника, который помог бы отыскать ее на небе.