Вся красота, что была в ней, осталась лежать на песке горсткой тряпок. Сама же Имоджин была чистейшим отчаянием.
Победитель, осознав, что никто не собирается сию минуту вручать ему венок и целовать в уста, тихо растворился в толпе. Имоджин не обратила на него внимания.
Меч лег в руку легко: недаром в детстве она намахалась тяжелой деревяшкой, когда близнецы показывали ей, «как надо». Мышцы напряглись, и, пожалуй, это было приятное чувство.
— Я обвиняю этого человека, — клинок в ее руке безошибочно указал, которого именно, — в братоубийстве, в принуждении к браку и в узурпации власти, а поискать — так и еще найдется. Я не могу обратиться к его правосудию, поэтому требую, чтобы он вышел сюда с оружием в руках. Мне нечего терять.
Это был третий шок, из тех, что она обрушила на них за минуту. Молчали все.
— Циклоп, — лениво произнес Олойхор в тишине, — спустись вниз и приволоки за волосы эту спятившую лживую суку.
Циклоп отстранился и, судя по жестикуляции и выражению лица, попытался шепотом доказать, что негоже ему против бабы… Имоджин, однако, помнила, что причиной этому сопротивлению — сверхъестественный страх.
— Возможно, я спятила, — ответила Имоджин. — Немудрено. Возможно, ты превратил меня в суку. Но какая выгода мне лгать, если за слово, сказанное вслух, я заплачу жизнью?
— Бессмысленно, — констатировала в ложе Дайана. — Она порочит твое имя. Даже если ты заткнешь ей рот, едва ли этим пресечешь слухи… Прими как есть и утвердись силой. Они примут тебя любого, коли будут бояться.
— Заткнись сама, — отмахнулся Олойхор. — Циклоп!
— Я не могу! — выдохнул коннетабль.
Секунду они мерили друг дружку взглядами.
— Ты можешь мне воспротивиться, — согласился Олойхор. — Ты даже можешь убить меня прямо здесь. Но ты не тот человек, что убьет короля на глазах подданных и уйдет невредимым. Ты не сможешь отыграть у меня толпу. Тебя разорвут. Поэтому ты спустишься вниз и притащишь сюда спятившую бабу. Потом я решу, что с ней делать. Для того, чтобы растереть ее, как плевок, тебе не нужен даже меч.
Сгорбившись, Циклоп стал спускаться на арену, таки прихватив меч. Тишина встала такая, что ее впору ножом резать. Имоджин растерялась. Как бы дурно она ни думала об Олойхоре, все же ей казалось, что все личное, что было меж ними — и хорошее, и плохое, — не позволит ему поставить меж собой и ею третьего. Она рассчитывала на его ненависть, поскольку верила, что в ней таится все?таки капля любви. Она никак не предполагала, что пес короля принесет ее хозяину и положит к его ногам — для наказания.
— Он выставил против меня чемпиона, — громко сказала Имоджин, покрепче цепляясь за землю босыми ногами. — Кто?нибудь из мужчин выйдет вместо меня?
— А наградишь его чем? — бросил Олойхор с высокого места. — Телом? Оно подержанное.
— Мое тело по любви и закону получил твой брат?близнец с моего доброго согласия.
— Телом? Оно подержанное.
— Мое тело по любви и закону получил твой брат?близнец с моего доброго согласия. Больше у меня все равно ничего нет.
Пусть и неохотно, Циклоп приближался. Шлем на нем был диковинный, в виде собачьей головы. Когда он опускал забрало, собака будто скалилась. Имоджин стиснула губы и перехватила меч острием к себе. То, что прошло бы с Олойхором, никогда не пройдет с его коннетаблем. Значит, остается одно…
Мужская ладонь, коснувшись ее плеча, сдвинула Имоджин на полшага, и этого оказалось достаточно, чтобы в центре круга стояла теперь не она. Оглядываться она не стала. Ей вполне достаточно было следить за перемещениями взгляда и сменой выражений лица Циклопа Бийика. При виде мужчины напротив оно отразило явное облегчение. Длинный тонкий меч с шелестом покинул ножны. Такой же шелест раздался в ответ из?за правого ее плеча.
— Я сдержала бы свое слово, — сказала она, не поворачивая головы и тихо, только чтобы услышал человек, соблазнившийся ее выступающими позвонками и иссеченной спиной. Иного она не предполагала — для того, чтобы проросли брошенные ею обвинения, времени прошло слишком мало. — Однако боюсь, нам с тобой доведется лишь умереть вместе.
Короткий невнятный смешок был ей ответом, и, повинуясь отстраняющему жесту, Имоджин отошла, чтобы не помешать. Смысла в этом было немного — вольно или невольно Циклоп приближался к противнику такой дугой, чтобы оставить женщину как можно дальше. Но зато так она могла увидеть больше.
Боец, вышедший за нее, выглядел плохо. Привыкнув оценивать людей беглым взглядом, Имоджин определила бы его в отребье, что бродит по дорогам, ища, кому дороже продать свой меч. Судя по дешевому кожаному шлему с прорезями для глаз, защищавшему лицо до середины щек, наниматели не слишком его ценили. Те, кто знал дело и понятие о чести имел, быстро находили себе дружину, куда врастали корнями. Вместо кольчуги поверх запачканной полотняной рубахи была на нем надета кожаная же безрукавка. От близнецов Имоджин слышала, что умеющий человек в этакой коже неуязвим почище, чем с ног до головы в железе, что только прямой удар опасен, а любой другой пройдет скользом… Вот только не было у нее никаких сомнений в способности Циклопа нанести такой удар.