Прихрамывающий Ким — его обувь развалилась, и он стер себе пятки в кровь — ухмыльнулся ей, очевидно, из самых последних запредельных сил.
— Немного быстрее, — прохрипел он, — чем обернулись бы конники с Олойхором, верно?
Руки у него до самых плеч были в гусиной коже. Тем не менее выглядел он явно довольным.
Ворота королевского двора ожидали их настежь распахнутыми. Там суетились люди и метался факельный свет.
Ворота королевского двора ожидали их настежь распахнутыми. Там суетились люди и метался факельный свет. Огня было столько, что казалось — горят бревенчатые постройки. Лошади звенели сбруей. Наклоняясь под перекладиной врат, въезжали и выезжали верховые. Словом, суета стояла почище той, когда все, способные держать оружие, ловили разбойников на горе Кнааль.
Ким переступил порог, и по мере того, как он шел через двор и как челядь замечала его присутствие, наступала тишина, которая как будто нахлестывала ему сзади на пятки. От дверей терема коротко взвизгнул бабий голос. Кто?то принял Имоджин у него с рук и уволок в терем под причитания мамок, но тяжесть почему?то никуда не делась. Чей?то повелительный жест дал отбой суматохе. Колени у Кима дрожали, и он часто моргал, почти ослепнув от факельного света. Глаза слезились, и он, стыдясь мокрых скул, поминутно утирал их кулаком.
Он не заметил отца, стоявшего на лестнице среди толпы, высыпавшей навстречу. Случайно или нет, но он оказался обращен лицом к распахнутым створкам конюшни, откуда как раз, пошатываясь и кусая губы, выходил его брат.
Олойхор внимательно посмотрел в лицо Киму, подошел, помахал ладонью у того перед глазами. Рыжий брат повел головой, но с опозданием.
— Красный коридор! — догадался черный брат. — Ты — в красном коридоре. И за каким лядом это понадобилось? Что ты выиграл? Час? Два? Кто?то послан вас искать. Теперь не найдет. Или ты думаешь, — он кивнул в сторону конюшни, — что это позволит тебе благополучно миновать Циклопа Бийика?
Киммель мотнул головой.
— Ей было нужно, — выговорил он, спотыкаясь на каждом слове, — чтобы ради нее что?то делалось. Это было самое лучшее. Хотя бы видимость.
Хромая на обе ноги, он покорно и бессмысленно проволокся в створки, гостеприимно распахнутые для него.
— Увы, — глубокомысленно произнес Олойхор ему в спину. — Сегодня нас не вознаградят за достойные деяния. Сегодня мы только пожнем плоды порыва, подвигнувшего нас на подвиги. Узри несправедливость мира! — Он сам не понял, икнул или хихикнул. — И пусть кнут Циклопа смягчится над тобой. Хотя, говоря по совести, едва ли было бы честно, чтобы тебе досталось меньше моего.
Будто в подтверждение его слов из глубины конюшни донесся резкий щелчок плетеного ремня.
8. Десятка Мечей
Клаусу пришлось смириться с тем, что эта ночь выдалась бессонной. Даже жар уже прогорел. Терем наконец затих, но королю сегодня требовался собеседник. Плечистым силуэтом король вырисовывался на фоне окна в покоях Лорелеи. Королева сидела в кресле, кутая плечи в шаль. Может, это сказалось общее волнение, а может, просто ночь выдалась знобкой.
— Итак, — сказала она королю, — осмелюсь предположить, Киму сегодня досталось меньше?
Клаус покачал головой.
— За то, что они сделали хорошего, им воздастся позже. Надеюсь, они поняли, что их выпороли за непослушание, ложь и то, что им вздумалось подвергнуть опасности Имоджин.
— Ты доволен, — безошибочно определила Лорелея. — Зачем тебе играть в бога? Твой Ким получил фору в сто очков.
— Во все, какие есть, — отозвался ее муж. — Но ей решать еще не завтра. У тебя есть надежда.
— Да, — согласилась королева. — Ойхо талантлив, ярок и блестящ. Со временем ему, как вожаку, не будет равных.
— А Ким — хороший честный парень.
— Выбор, — напомнила Лорелея, — делаешь не ты. Должна ли я напоминать мужчине, как ослепительна красота? Как победительна харизма? Ким рядом с Олойхором — бесцветный увалень.
Предупредительный сумрак маскировал улыбку на устах Клауса.
— Ким больше похож на меня.
— Этого достаточно для предубеждения?
— Имоджин, — сказал он мягко, — знает обоих лучше, чем даже я или ты. Ее выбор, каким бы он ни был, будет более обоснованным, чем твой или мой.
— А ты? — требовательно спросила Лорелея. — Как в этой истории поступил бы идеальный король и мужчина?
— Как я могу ответить? Меня ж не двое. Можешь быть уверена, я не оставил бы тебя одну.
Лорелея коротко хохотнула в своем углу, добившись, чтобы Клаус обернулся к ней за объяснениями.
— А что, если она оставит в дураках всех и сбежит с начальником стражи?
— Ну… тогда у нее, во?первых, должен быть чертовски странный вкус. А во?вторых, я не верю, чтобы Циклоп Бийик оказался столь безрассуден.
— Циклоп? — изумилась Лорелея.
— Пора его повысить. Мальчишки по?прежнему будут его уважать, но с сегодняшнего дня он не должен отдавать им приказы. Сегодняшняя порка — последняя. Они выросли, и с этого дня — неприкосновенны.
Королева чуть улыбнулась, уверенная в полной своей невидимости в темноте.
— И — да! — спасибо, что напомнила об Имоджин. Пора, знаешь ли, вывести ее из разряда «своего парня». Надобно, чтобы они ценили ее не за то, что она наравне с ними может залезть на дерево или сигануть через забор. Пришло время пробудить в них иной интерес. Ага, — сказал он удовлетворенно, услышав на дворе сдержанный шум и наклонясь над подоконником. — Вот и они!