Голова дамы была повязана цветастым платком.
Ясное дело, по-мужски.
— Что угодно? — неприветливо осведомилась дама.
— Это зал маэстро Бернарда?
— Да.
— Я хотел бы некоторое время посвятить…
— Входите, — перебила дама, не дожидаясь, пока гость изложит заготовленную (и, признаться, уже навязшую в зубах!) тираду до конца. — Эй, Фернан! Иди сюда…
Едва Джеймс шагнул за порог, дама, словно выполнив долг гостеприимства до конца, мигом удалилась. Ее сменил Фернан — юноша лет двадцати, скорее всего, подмастерье. Высокий и худой, он был похож на даму, возможно, даже состоял с ней в родстве, но оказался куда приветливее.
— Прошу вас, сударь! Что? Рекомендации? Просьба о содействии от Совета Гильдии? Что вы, один ваш вид исключает необходимость любых рекомендаций! Осматривайтесь, чувствуйте себя как дома…
Треща, как сорока, подмастерье вел Джеймса через внутренний двор, где упражнялись три пары. Как говорил маэстро Франтишек Челлини, учились «отличать кривое от прямого» — сабля против кавалерийской пики. Правда, в данном случае пикинер стоял на своих двоих, а не гарцевал в седле. Глубоко шагая вперед с правой ноги, он раз за разом делал один и тот же выпад в «зеркальце» — поддых, сказали бы простолюдины. Ученик отмахивался «высокой примой», смещаясь вбок с линии атаки, и намечал рубящий удар по древку.
Далее все начиналось по-новой.
Остановившись у тутового дерева, росшего на краю дворика, Джеймс наблюдал за парами. Подмастерье не мешал ему и не торопил. Понимал: клиент хочет видеть, что ему предлагают. Открытый, услужливый, подмастерье производил впечатление честного человека. Такой не раздражает, стоя рядом.
Даже если от него несет чесноком.
Джеймс извлек платок, смоченный духами, поднес к лицу, не заботясь о том, что подмастерье может счесть клиента манерным фатом — и продолжил наблюдать.
Пики здесь предпочитали тяжелые, восьми локтей в длину, с наконечником о четырех гранях. На древке, окрашенном в синий цвет, в средней части имелась скоба для крепления темляка. Сабли же были обычные, не слишком изогнутые «адамашки» с крошечной гардой, плохо защищающей руку.
Следя за ухватками, опытный фехтовальщик сразу заметил бы: тут в почете «херварская» метода. Все парады — длинные, и берутся с кончиком клинка, обращенным вниз, к земле. Естественно, при такой гарде надо беречь кисть, даже если против тебя — пика, а не другая сабля…
— И — раз! И — два! И — три!
Подмастерье, устав ждать, принялся командовать парами. Считая вслух, он ускорил темп действий — не столько для пользы занимающихся, которые перестали следить за чистотой исполнения, сколько для клиента, желая показать товар лицом.
— И — раз! Что скажете, сударь?
Зря он это спросил.
Обнажив рапиру, Джеймс жестом попросил ближайшего пикинера обождать — и без лишних слов занял место напротив, вежливо отстранив ученика с саблей. Тот сперва глянул на подмастерье: дескать, все ли в порядке? — и, дождавшись ответного кивка, убрался прочь.
— Ан гард, сударь!
Смеясь, Джемс отсалютовал пикинеру.
— И — раз!
Усатый силач-пикинер, как автомат, созданный умельцем-механикусом, шагнул и сделал выпад. Этот выпад ничем не отличался от сотни предыдущих. Для пикинера — но не для Джеймса. Взяв заказанную «высокую приму», вместо того, чтобы убраться с линии атаки вбок, молодой человек с быстротой молнии ринулся вперед, вертясь волчком и вынося кисть руки с рапирой вверх, еще выше, «подвешивая» над лбом в «спущенную септу».
Словно бешеное веретено, опоясанное стальной нитью, прокатилось по древку пики. Пикинер еще выдыхал финальное «Х-ха!», а Джеймс Ривердейл уже стоял слишком близко к нему, и острие рапиры грозило вонзиться, упав сверху вниз, в ямочку между ключицами усача.
— Вот что я скажу, сударь! — подвел итог Джеймс.
Подумал и добавил:
— В целом — неплохо. Но скорость выполнения приема не должна мешать ученикам думать. Иначе мы торопимся в пропасть.
Последняя сентенция принадлежала дедушке Эрнесту. Объяснять это подмастерью молодой человек счел излишним.
— Я рада, что вам понравилось, — сказали за спиной.
Джеймс повернулся.
За ним, держа в руках шпагу, стояла дама.
— Пойдемте, я вас попробую.
Да, она выразилась именно так: попробую. Что самое удивительное, это не вызвало в Джеймсе ответную волну раздражения. Наверное, потому, что дама говорила кратко и деловито, подобно Франтишеку Челлини, когда тот знакомился с новым учеником.
— Я полагал, это зал маэстро Бернарда?
— Маэстро Бернард — мой муж.
Дама помолчала, глядя строго перед собой, и уточнила:
— Мой покойный муж. После его смерти все дела в зале веду я. Вас что, не предупредили? Если вас это не устраивает…
— Рад следовать за вами, — поклонился Джеймс. Ситуация начала его забавлять. — Меня все устраивает. Как мне называть вас, маэстро?
— Так и называйте: маэстро.
— А вне занятий? У вас есть имя?
— Вуча, — сухо ответила дама со шпагой. — Вуча Эстевен.
Странное имя, подумал молодой человек.
Редкое.
* * *
Они вернулись во дворик через полчаса, раскрасневшиеся и слегка возбужденные. На первом этаже дома располагался крошечный зальчик на одну-две пары. Джеймс с маэстро Вучей без труда там поместились, и еще осталось место для десятка славных выпадов, дюжины удачных парадов и одной просто роскошной контратаки с оппозицией.