Ллойд молчал. Он задумался над тем, что сказала Митико.
— Ты так считаешь? — наконец произнес он. — А мне кажется, будет просто ужасное сопротивление.
— Нет-нет. Всем любопытно. А тебе разве не хочется узнать, кто была та женщина? — Пауза. — Разве тебе не интересно, кто стал отцом моего ребенка? Кроме того, если ты ошибаешься насчет невозможности изменить будущее, то, может быть, мы все увидим совсем другое грядущее — такое, в котором Тео не погибнет. А может быть, ему удастся заглянуть в другое время — пять лет спустя или пятьдесят. Но главное: на планете нет ни одного человека, который не мечтал бы о новом видении.
— Не знаю, не знаю… — покачал головой Ллойд.
— Ну хорошо. Тогда попробуй посмотреть на это с другой точки зрения. Тебя мучает чувство вины. Если ты попытаешься повторить Флэшфорвард и у тебя ничего не выйдет, значит, БАК тут все-таки ни при чем. И тогда ты сможешь расслабиться.
— Возможно, ты права, — сказал Ллойд. — Но как нам получить разрешение на повторение эксперимента? Кто может дать такое разрешение?
Митико пожала плечами.
— Ближайший город — Женева, — сказала она. — Чем знаменита Женева?
Ллойд сдвинул брови. Ответов могло быть много. И вдруг его озарило: Лига Наций, предшественница ООН, была основана в Женеве в 1920 году.
— Ты предлагаешь обратиться с этим предложением в ООН?
— Конечно.
Ты мог бы поехать в Нью-Йорк и выдвинуть свое предложение.
— ООН не способна прийти к согласию ни по одному вопросу, — проворчал Ллойд.
— С этим они согласятся, — заявила Митико. — Слишком соблазнительное предложение.
Тео поговорил с родителями и их соседями, но никто из них, похоже, ничего не знал о его гибели в будущем. В результате он улетел из Афин в Женеву. Когда он улетал в Афины, до аэропорта Куантрен его подвез Франко делла Роббиа, но сейчас Тео взял такси до ЦЕРНа. Хотя тридцать швейцарских франков, конечно, дороговато. Поскольку на борту самолета завтрак не подавали, Тео решил сразу пойти в столовую центра управления БАК и перекусить. Войдя в столовую, он с удивлением увидел Митико Комура. Она одиноко сидела за одним из дальних столиков. Тео взял маленькую бутылочку апельсинового сока и порцию женевских сосисок и направился к Митико. За соседними столами физики обсуждали различные теории, объясняющие Флэшфорвард. Тео вдруг понял, почему Митико сидит одна. Меньше всего ей хотелось думать о событии, погубившем ее дочь.
— Привет, Митико, — улыбнулся Тео.
— О, привет, Тео! С возвращением, — подняла на него глаза Митико.
— Спасибо. Не помешаю?
Митико указала на стул, стоящий напротив нее.
— Как съездил? — спросила она.
— Почти ничего не узнал. — Тео решил больше ничего не говорить, но все же не выдержал и добавил: — Мой брат Димитриос… он сказал, что видение погубило его мечту. Он хотел стать великим писателем, но, судя по всему, у него ничего не получится.
— Грустно, — вздохнула Митико.
— А ты как? — поинтересовался Тео. — Держишься?
Митико развела руками, словно желая показать, что ответить на этот вопрос не так уж просто.
— Не живу, а выживаю. Не было минуты, когда бы я не думала о том, что случилось с Тамико.
— Мне так жаль, — наверное, в сотый раз повторил Тео и, помолчав, спросил: — А в остальном как?
— Нормально.
— Нормально — и все?
Митико доедала киш — крошечный пирожок с сыром. Перед ней стояла полупустая чашка с чаем. Она сделала глоток, словно собираясь с мыслями.
— Не знаю. Ллойд… он не уверен, стоит ли нам устраивать свадьбу.
— Правда? О господи!
Митико огляделась по сторонам, чтобы проверить, что их разговор никто не слышит (ближайший сотрудник сидел через четыре столика от них и что-то увлеченно читал на экране датапада). Она вздохнула и, пожав плечами, сказала:
— Я люблю Ллойда и знаю, что он любит меня. Но он никак не может избавиться от мысли о том, что наш брак может распасться.
— Ну да, ведь его родители развелись. И похоже, развод был не слишком красивым, — произнес Тео.
— Да, я все знаю об этом, — кивнула Митико. — И пытаюсь его понять. Честное слово, пытаюсь. — Пауза. — А у твоих родителей как все сложилось?
Ее вопрос удивил Тео. Он наморщил лоб и задумался.
— По-моему, хорошо. Похоже, они до сих пор счастливы. Папа, правда, мужчина суровый, несентиментальный, он никогда не выражает открыто своих чувств, но маму это вроде бы никогда особо не огорчало.
— Мой отец умер, — сказала Митико. — Но, думаю, он был типичным представителем своего поколения. Все держал в себе, и работа была для него смыслом жизни. — Она немного помолчала. — Умер от инфаркта в сорок семь лет. Мне тогда было двадцать два.
Тео с трудом нашел подходящие слова.
— Думаю, он гордился бы тобой.
Митико, похоже, восприняла его слова всерьез.
Митико, похоже, восприняла его слова всерьез. Поверила, что это было сказано искренне, а не просто из вежливости.
— Может быть. Но он всегда считал, что карьера инженера не для женщин.
Тео нахмурился. На самом деле он слишком мало знал о японской культуре. У него, конечно, была возможность побывать на конференциях в Японии, но, хотя он объездил всю Европу, однажды побывал в Америке, а в подростковом возрасте — в Гонконге, в Японию его никогда особо не тянуло. Но Митико была так притягательна: каждый ее жест, каждая улыбка, то, как она разговаривала, как морщила носик, как звонко смеялась. Как же он мог! Быть очарованным ею, но при этом ничего не знать о японской культуре? Разве у него не должно было возникнуть желания поближе познакомиться с японцами, с обычаями их страны, со всеми мелочами, которые сформировали Митико?