Она представляла
себе, как он обнаружит ее невинную хитрость. Вот он откладывает в сторону
свои кисти и палитру. На мольберте у него стоит картина с безукоризненной
перспективой.
Он собирается позавтракать сухим хлебом с водицей. Разрезает хлебцы
и… ах!
Мисс Марта залилась румянцем. Подумает ли он о руке, которая положила в
хлебцы масло? Захочет ли…
Звонок на двери злобно тренькнул. Кто-то входил в булочную, громко
стуча ногами. Мисс Марта выбежала из задней комнаты. У прилавка стояли двое
мужчин. Какой-то молодой человек с трубкой — его она видела впервые; второй
был ее художник.
Весь красный, в сдвинутой на затылок шляпе, взлохмаченный, он сжал
кулаки и яростно затряс ими перед лицом мисс Марты. Перед лицом мисс Марты!
— Dummkopf! — что есть силы закричал он по-немецки. Потом: —
Tausendonfer! — или что-то в этом роде.
Молодой человек потянул его к выходу.
— Я не хочу уходить — свирепо огрызнулся тот, — пока я не сказаль ей
все до конца.
Под его кулаками прилавок мисс Марты превратился в турецкий барабан.
— Вы мне испортиль! — кричал он, сверкая на нее сквозь очки своими
голубыми глазами. — Я все, все скажу! Вы нахальный старый кошка!
Мисс Марта в изнеможении прислонилась спиной к хлебным полкам и
положила руку на свою шелковую блузку — белую, синим горошком. Молодой
человек схватил художника за шиворот.
— Пойдемте! Высказались — и довольно. — Он вытащил своего разъяренного
приятеля на улицу и вернулся к мисс Марте.
— Вам все-таки не мешает знать, сударыня, — сказал он, — из-за чего
разыгрался весь скандал. Это Блюмбергер. Он чертежник. Мы с ним работаем
вместе в одной строительной конторе. Блюмбергер три месяца, не разгибая
спины, трудился над проектом здания нового муниципалитета. Готовил его к
конкурсу. Вчера вечером он кончил обводить чертеж тушью. Вам, верно,
известно, что чертежи сначала делают в карандаше, а потом все карандашные
линии стирают черствым хлебом. Хлеб лучше резинки. Блюмбергер покупал хлеб у
вас. А сегодня… Знаете, сударыня, ваше масло… оно, знаете ли… Словом,
чертеж Блюмбергера годится теперь разве только на бутерброды.
Мисс Марта ушла в комнату позади булочной. Там она сняла свою шелковую
блузку — белую, синим горошком, и надела прежнюю — бумажную, коричневого
цвета. Потом взяла притиранье из айвовых семечек с бурой и вылила его в
мусорный ящик за окном,
Улисс и собачник
Перевод Т. Озерской
Известно ли вам, что существует час собачников?
Когда четкие контуры Большого Города начинают расплываться, смазанные
серыми пальцами сумерек, наступает час, отведенный одному из самых печальных
зрелищ городской жизни.
С вершин и утесов каменных громад Нью-Йорка сползают целые полчища
обитателей городских пещер, бывших некогда людьми. Все они еще сохранили
способность передвигаться на двух конечностях и не утратили человеческого
облика и дара речи, но вы сразу заметите, что в своем поступательном
движении они плетутся в хвосте у животных. Каждое из этих существ шагает
следом за собакой, будучи соединено с ней искусственной связью.
Перед нами жертвы Цирцеи. Не по своей охоте стали они няньками при Жужу
и Вижу и мальчиками на побегушках у Аделек и Фиделек. Современная Цирцея не
уподобила их целиком животным — она милостиво оставила между теми и другими
известное расстояние, равное длине поводка В иных случаях просто отдается
приказ, в других — пускается в ход ласка или подкуп, но так или иначе каждый
из собачников, послушный своей собственной Цирцее, ежевечерне выводит на
прогулку бесценное домашнее сокровище.
Лица собачников и вся их повадка свидетельствуют о том, что они
околдованы прочно и утратили надежду на спасение. Даже избавитель-Улисс в
лице человека с собачьим фургоном не явится к ним, чтобы разрушить чары.
У некоторых из собачников каменные лица. Этих уже не тронут ни
любопытство, ни насмешки, ни сострадание их двуногих собратьев. Годы
супружеского рабства и принудительного моциона в обществе собак сделали их
нечувствительными ко всему. Они освобождают от пут ноги зазевавшегося
прохожего и фонарные столбы с бесстрастием китайских мандаринов,
потягивающих за веревочки запущенный в небо воздушный змей.
Другие, лишь недавно низведенные до положения собачьих поводырей,
подчиняются своей участи с угрюмым ожесточением Они дергают за поводок с тем
чувством злорадства, какое бывает написано на лице девицы, когда она в
воскресный денек вытаскивает из воды поймавшуюся на крючок рыбешку. На
случайные взгляды прохожих они отвечают свирепыми взглядами, словно только
ищут предлога, чтобы послать их к свиньям собачьим. Это полупокоренные, не
до конца оцирцеенные собачники, и, если подопечный пес одного из них
начинает обнюхивать вам лодыжку, вы поступите благоразумно, не дав ему
пинка.
Есть еще категория собачников, представители которой не принимают
своего положения так близко к сердцу. Это преимущественно потасканные
молодые люди в модных каскетках и с сигаретой, небрежно свисающей из угла
рта. Между ними и вверенными их попечению животными не чувствуется прочной,
гармоничной связи. На ошейнике у их собак обычно красуется шелковый бант, а
сами молодые люди с таким усердием несут свою службу, что невольно возникает
подозрение — не ждут ли они каких-то особых наград за добросовестное
выполнение возложенных на них обязанностей.
Собаки, эскортируемые всеми вышеупомянутыми способами, принадлежат к
различным породам, но все они в сущности одно и то же: жирные, избалованные,
капризные твари, с оскаленными мордами, омерзительно гнусным характером и
наглым поведением.