Огненная дорожка от костра, трепеща, бежала по оранжевой воде.
Тави и Протей подплыли к берегу, оживленно комментируя каждое наше движение. Их приводил в восторг и косматый, излучающий солнечное тепло огонь, и дым, евший глаза, и снопы искр, и потрескивание древесины. Почему-то никто из них не спросил о звезде. Было заметно даже необъяснимое равнодушие к редчайшему явлению.
Биата спросила, глядя на огненную дорожку:
— Вам никому не хочется пойти по этой дорожке?
— Ну конечно! — сказал Костя. Он у воды разделывал тунца. — Очень хочется. После ужина можно пробежаться.
— Нет, ты говоришь неправду. Я знаю, это невозможно.
— Нет ничего легче! Хочешь?
— Очень!
— У меня есть упряжь и лыжи. Тави и Протей с удовольствием покатают тебя.
— Нет, мне хочется встать и пойти просто и тихо, без всяких приспособлений, как по этому песку.
— Сложней. Но если поразмыслить…
Вера сказала:
— Костя, тебе уже раз влетело за неэтичное поведение в отношении приматов моря. Если Нильсен или Мефодьич узнают про твою упряжь…
— Откуда они узнают? — Он стал насвистывать, нанизывая куски оранжевого мяса на бамбуковые палочки. Я хотел помочь ему, да он сказал:
— Уходи, тут дело тонкое, и ты все испортишь, — затем воткнул заостренные концы палочек в песок возле костра, наклонив мясо над раскаленными углями.
Биата сказала:
— Мне кажется, что когда-то, очень давно, я сидела вот так же у огня.
— Генетическая память, — авторитетно заявил Костя. — Не так уж давно наши предки грелись у костра. Надо чаще вспоминать, заглядывать в потаенные уголки нашей памяти, и тогда многое вспомнится. Вот Ив видел, как я стрелял в китовых акул, потому что расшевелил у себя центры наследственной памяти. Попадал без промаха, стоя в пляшущей на волнах ракете, и только потому, что мои предки были охотниками.
Биата слушала его, думая о своем. Когда он замолчал, выжидательно поглядев на нее, она спросила:
— Тебе ничего не говорили о ней, — она кивнула на звезду, — Тави с Протеем? Как они относятся к событию?
— Как-то странно, будто они уже ее видели. Дельфины живут дольше нас на Земле. Они прекрасно знают звездное небо. Ориентируются по звездам. Я сейчас спрошу.
На Костин вопрос Тави ответил:
— Звезды, как все, родятся и умирают. Есть звезды живые, есть мертвые. Звезда цвета ядовитых водорослей — мертвая звезда.
Биата, сидевшая на песке, вскочила:
— Как верно! Поразительно верно! — говорила она восторженно.
Нахмурила брови: — Костя, ну разве можно так шутить?
Костя молча прижал руки к груди.
— Нет, ты известный фальсификатор!
— Ив! — взмолился мой друг. Я поручился за правильность перевода. Биата умолкла и в раздумье стала подгребать угли поближе к вертелам.
Вера медленно поворачивала рыбу, как будто ежедневно занималась этим необычным делом.
— Мне нравится такая жизнь, — сказала она, — очень нравится. Надо попробовать. — Обжигая пальцы, она отломила кусочек шипящего мяса и отправила в рот.
Мы все следили за ней. Я заметил, как Костя повторяет все ее ужимки, да и я поймал себя на том, что облизываю пересохшие губы и ощущаю во рту вкус подгорелой рыбы.
Вера страдальчески сморщилась.
— Не посолили! — объявила она трагически. — Где соль?
Даже Биату захватила эта игра в древних людей. Она, заговорщически кивнув Вере, встала и скрылась за оранжевыми стволами пальм. Звезда поднялась над океаном.
Капли жира падали на угли и вспыхивали коптящими огоньками.
Вера сказала, пересыпая в горстях песок:
— Мне начинает мешать эта непрошеная звезда.
Я стал объяснять причину Вериной неприязни к Сверхновой и, кажется, говорил скучно, в то же время прислушиваясь к шуму прибоя, заглушавшему шаги Биаты.
Косте надоели мои сентенции.
— Подкинь лучше дров, — сказал он, — возле тебя их целая куча.
— Да, да, — сказала Вера, — все, что ты говоришь, логично, но не только поэтому у меня такая неприязнь к ней. Звезда должна давать радость.
Вернулась Биата.
— Вот! — К огню покатились орехи. — Вера еще днем говорила, что это необыкновенные орехи. — Сев к огню, Биата сказала: — Она будет светить недолго. И все-таки она удивительная…
— Что в ней удивительного? — спросил Костя. — Просто нахальное светило. Не следует обращать на него внимание. Будто, кроме него, нет звезд на небе! Тави хорошо сказал про него. Ты же сама согласилась с ним?
Все мы невольно подняли головы. На небе не было звезд, их закрыла оранжевая пелена, и только горела Оранжевая.
— На самом деле, — проронил Костя и стал поспешно вытаскивать из песка палочки с жареным мясом.
— Да, она удивительная, — сказала тихо Биата, не замечая Костиной протянутой руки, — ее уже давно нет, тысячи лет назад она перестала существовать как обыкновенная звезда. Мгновенно сгорела. Остался сгусток материи. «Черная яма» или «Черная смерть». Тоже звезда. Небольшая. Всего пять-шесть километров в диаметре, но масса ее так плотно сжата, так чудовищно велика, сила тяжести настолько невообразима, что от этого карлика не может оторваться даже световой луч.
— Ловушка для космонавтов эта головешка, — сказал Костя.
— Да. Все, что попадает в сферу ее притяжения, никакими способами не сможет вырваться, даже…