Я стал бродить по светящимся дорожкам шумящих листвою аллей и мысленно разговаривал с Биатой о трагическом полете своего учителя.
Я стал бродить по светящимся дорожкам шумящих листвою аллей и мысленно разговаривал с Биатой о трагическом полете своего учителя. Мы оба удивлялись низкой культуре тех времен. Гибель от стрептококка — что может быть нелепей! Разве можно было организовывать полет, не учтя всех случайностей? В те времена вычислительная техника уже позволяла хотя бы приблизиться к пределу безопасности. Как неразумно расходовались жизни таких удивительных людей! Была ли оправдана цель? И существует ли вообще какая-то цель у человечества… Тут я запнулся, представив, как на меня смотрит Биата. Когда заходил разговор о цели жизни, то она страстно отстаивала существование такой цели. Между прочим, она не верила в бесконечность миров с разумной жизнью, а считала жизнь исключительным, редчайшим явлением. И, может быть, говорила она, Земля — единственный ее очаг в нашей Галактике… «Нет, нет, — сказала бы она, — они погибли не напрасно. Они разведчики, авангард человечества, ищущего пути во Вселенную».
Неожиданно я вышел к перилам набережной и увидел высокую, почти слившуюся с темнотой фигуру Павла Мефодьевича. Он стоял, глядя куда-то в темноту.
— Ты? — спросил он. — Не спится?
— Да, хорошая ночь…
— Ночь как ночь. Просто нагнал я на вас мерехлюндию своим рассказом, вот вы и разбрелись, да и мне взгрустнулось. В такие минуты я обращаюсь за поддержкой к древним. Сейчас мне припомнились слова поэта Мюссе: «Когда сердце поймет, что оно состарилось, ему открываются причины всех вещей». Ничего не скажешь, красивое утешение. Одна беда — неверное. Наоборот, чем дольше живешь, тем больше убеждаешься, как глубоко скрываются все эти причины. И еще труднее понять, что ты стар и что тебе пора уступать место другим. Но я, кажется, начинаю понимать. Пора? Хе-хе! Наверное, поэтому хочется вернуться к прошлому. Лет пятьдесят никому не рассказывал. А человеку свойственно делиться своими мыслями о прошлом. И сам весь там… Нелегко жить в чужом времени. Эпохам присущи, как и музыке, тональность, ритм. Все это от рождения в человеке. И я думаю, как нашим ребятам астролетчикам придется туго в иных цивилизациях. Что, не так?
Я сказал мысль Биаты об исключительности жизни.
— Не ново. Все религиозные учения придерживались этой точки зрения. Были такие же мнения у серьезных ученых. И все от косности. Оттого, что трудно поверить, что вот так же где-то стоят два индивида и философствуют. Когда приходят такие мысли, то обращай взор к звездному небу. Сам же как-то согласился с умной мыслью о бесконечности проявлений разума на нашей планете, а сейчас отрицаешь его там! Нет! Вглядись в эту белую тропу, выстланную миллиардами солнц! Сколько вокруг них крутится планет? А там, дальше! Нет, Ваня, скоро мы в «шепоте звезд», как сказал какой-то поэт, различим «голос ищущего брата». Все это будет, и теперь скоро. — Он усмехнулся: — Сейчас разговаривал с Главным медиком. Кажется, поднял с постели. Доложил ему в кратких чертах наш случай. И представь, он огорошил меня! Благодарю, говорит, но ваш случай детально описан во всех медицинских учебниках. Конфуз!.. Ну, как твои лилии? Пошли-ка взглянем на них. Любопытные загадки задала нам матушка-природа, — говорил он, быстро шагая в глубь острова, — и нам хватит разгадывать, и еще останется малая толика. И в этом жизнь, братец мой, все ее содержание!
СЧАСТЬЕ ИЗМЕНИЛО ДЖЕКУ
На круговом экране Центрального поста вздымались и опадали волны. Наискось пронеслась, трепеща перламутровыми крыльями, летучая рыба. Океан накренился, показав всего себя до горизонта, словно припорошенного золотистой пыльцой. Где-то здесь, среди невообразимой дали, умирал Черный Джек. Ему не повезло. Во время охоты на золотую макрель у берегов Кокосовых островов Джек и еще несколько косаток увлеклись и попали в лабиринт коралловых рифов.
Большинство погибло, так как начался отлив и косатки застряли между коралловых глыб, лишь несколько раненых во главе с Джеком выбрались из ловушки.
Пронесся отряд дельфинов. В полумраке комнаты водяные брызги слепили глаза. Дельфины прошли журавлиным строем, деловито пыхтя. Они ищут Черного Джека. Над ними в небесной синеве висит авиетка с «Кальмара» и передает нам все, что творится у нее под килем. Авиетка легла на курс, взятый отрядом дельфинов, перегнала их. На нас медленно движется волна в голубых барашках. Неожиданно воду закрывают трепещущие крылья чаек, альбатросов, фрегатов. Знакомая картина.
Погребальный эскорт. На короткий миг туча птиц раздалась, и в образовавшемся окне мелькнула вода, окрашенная кровью, акулы, рвущие тело умирающей косатки.
Крылья чаек закрыли страшную картину. Авиетка полетела дальше, здесь уже ничего нельзя было поделать. Вспомнился бедный Атилла.
Стая птиц поредела. Зловеще крича, чайки летели на восток, куда держали курс дельфины и авиетка.
В том же направлении мчалась стая акул. Вот и вторая жертва. Раненая косатка оставляла за собой розовый след. Акулы взяли ее в полукольцо, но боятся еще подходить близко. Одна из акул метнулась было к ней сбоку, косатка молниеносно повернулась, и акула замерла парализованная. Косатка не тронула ее, а сделала оборот на 360 градусов. Стая метнулась в стороны. Косатка продолжала путь. Акулы поплыли за ней, держась теперь несколько дальше, чем прежде.