— Он тебе нравится? — спросила Евгения.
Госпожа Гранде ответила лишь улыбкой; потом, после минутного молчания, сказала тихо:
— Неужели ты уже любишь его? Это было бы нехорошо.
— Нехорошо? — возразила Евгения. — Почему? Тебе он нравится, нравится Нанете, почему же не может он понравиться мне? Давай, мамочка, накроем ему стол для завтрака.
Она бросила свою работу, мать сделала то же, говоря ей:
— Ты с ума сошла!
Но ей захотелось разделить безумие дочери, чтобы его оправдать.
Евгения позвала Нанету.
— Что вам еще, барышня?
— Нанета, будут у тебя сливки к полднику?
— Ладно, к полднику?то будут, — отвечала старая служанка.
— Ну, а пока подай ему кофе покрепче. Я слышала, как господин де Грассен говорил, что в Париже варят очень крепкий кофе. Положи его побольше.
— А где мне его взять?
— Купи.
— А если мне встретится хозяин?
— Он ушел на свои луга…»
С моим приходом соседи замолчали, но вдруг голос мужа отвлекает меня от чтения.
— Слушай, ты видела? — спрашивает муж, заговорщически ухмыляясь.
Жена вздрагивает и глядит на него, очнувшись от задумчивости.
Он продолжает есть и пить, потом смеется все с тем же лукавством:
— Ха?ха?ха!
Молчание. Жена опять задумалась.
— Что ты сказал? — вдруг спрашивает она, вздрогнув.
— Сюзанна?то вчера.
— А?а, ну да, — говорит жена. — Она к Виктору ходила.
А я тебе что говорил?
Жена раздраженно отодвигает тарелку.
— Невкусно.
Края тарелки усеяны выплюнутыми комочками серого мяса. Муж продолжает свое:
— Эта бабенка…
Он замолкает, неопределенно улыбаясь. Напротив нас биржевой маклер, слегка пыхтя, поглаживает руку Мариэтты.
После короткой паузы:
— Я ж тебе это уже говорил.
— Что ты мне говорил?
— Насчет Виктора, что она к нему пойдет. Что такое? — вдруг спрашивает он растерянно. — Тебе не нравится?
— Невкусно.
— Да теперь все уже не то, — веско говорит он. — Не то, что во времена Экара. Не знаешь, где теперь Экар?
— Так он же в Домреми — разве нет?
— Верно, верно. А кто тебе это сказал?
— Так ты же мне и сказал в воскресенье.
Она кладет в рот хлебный мякиш, валявшийся на бумажной скатерти. Потом, разглаживая ладонью бумагу на ребре стола, говорит с сомнением:
— А все же ты ошибся, Сюзанна не такая…
— Возможно, деточка, возможно, — рассеянно отвечает он. Он ищет глазами Мариэтту, знаком подзывает ее: — Здесь жарко.
Мариэтта фамильярно опирается на край стола.
— Правда, здесь так жарко, — жалобно говорит женщина. — Задохнуться можно, и потом говядина невкусная, я скажу хозяину, не то что раньше, приоткройте, пожалуйста, форточку, голубушка Мариэтта.
У мужа опять на лице ухмылка.
— Скажи, ты заметила, какие у нее глаза?
— Когда, котик?
Он нетерпеливо передразнивает:
— Когда, котик? Это на тебя похоже! После дождичка в четверг.
— Ты имеешь в виду вчера? Поняла.
Он смеется, смотрит вдаль и говорит быстро, с некоторым нажимом:
— Как у кошки, когда она гадит на раскаленные угли.
Ему так нравится острота, что похоже, он забыл, по какому поводу сострил. Жена в свою очередь простодушно развеселилась:
— Ха?ха?ха! Ах ты плут!
Она похлопывает его по плечу.
— Ах ты плут, ну и плут!
— Как у кошки, когда она гадит на раскаленные угли, — уверенней повторяет он.
Но жена уже больше не смеется:
— Да нет, серьезно, ты зря — она серьезная девушка.
Он наклоняется к ней и что?то долго нашептывает ей на ухо. Мгновение она смотрит на него, разинув рот, напряженно и весело, как человек, который вот?вот прыснет, потом вдруг откидывается назад, впившись коготками ему в руки:
— Не может быть, не может быть!
— Послушай, крошка, — говорит он степенно и рассудительно. — Ну раз он это сказал! С чего бы ему зря говорить?
— Да нет же, нет.
— Ну раз он сказал, послушай, ну представь…
Жена вдруг смеется.
— Я смеюсь, потому что подумала о Рене.
— Вот именно.
Муж тоже смеется. Она продолжает многозначительным шепотом:
— Тогда, значит, он заметил во вторник.
— В четверг.
— Нет, во вторник, потому что…
Она рисует в воздухе нечто напоминающее эллипс.
Долгое молчание. Муж обмакнул хлебный мякиш в соус. Мариэтта сменила тарелки и приносит им по куску торта. Сейчас и я съем кусок торта. И вдруг жена задумчиво произносит, растягивая слова, с гордой, хотя и несколько осудительной улыбкой:
— Ну, знаешь, ты уж совсем!…
В ее тоне столько чувственности, что он приходит в волнение и поглаживает ее шею своей жирной рукой.
Сейчас и я съем кусок торта. И вдруг жена задумчиво произносит, растягивая слова, с гордой, хотя и несколько осудительной улыбкой:
— Ну, знаешь, ты уж совсем!…
В ее тоне столько чувственности, что он приходит в волнение и поглаживает ее шею своей жирной рукой.
— Шарль, прекрати, ты меня возбуждаешь, котик, — улыбаясь шепчет она, с полным ртом.
Я пытаюсь снова взяться за прерванное чтение:
«- А где мне его взять?
— Купи.
— А если мне встретится хозяин?»
Но до меня снова доносится голос жены:
— Ой, Марта обхохочется, я ей расскажу…
Мои соседи замолчали. После торта Мариэтта подала им чернослив, и теперь женщина кокетливо сплевывает косточки в чайную ложку — словно кладет яйца. Муж, уставившись в потолок, выстукивает марш на краю стола. Похоже, что в обычном своем состоянии они молчат, а разговорчивость нападает на них как краткий приступ лихорадки.