— Да, когда-то мы встречались… когда он еще не был священником.
— Значит, вас послал мне сам Бог, — возбужденно произнесла девушка. — Нет, правильно говорит отец Александр: если чувствуешь, что должен помочь человеку, помоги не задумываясь…
— …ибо в твоем, сердце говорит Сам Господь, — продолжил я хорошо знакомые мне слова.
— Верно, — согласилась Аня. — А вы давно с ним знакомы?
— Вот приедем, он сам вам об этом расскажет.
— Да мы уже, собственно, приехали, — сказала девушка и нажала на тормоз.
Машина остановилась. Я открыл дверцу и выбрался наружу.
Что ж, храм вполне соответствовал вкусам Священника. Он изначально терпимо относился к католической церкви, в отличие от многих своих коллег. Поэтому его храм напоминал скорее католический костел. Никаких луковок и плавных линий — только прямые, строгие формы из красного кирпича. Крест на вершине — тоже прямой, без изгибов. Небольшой дворик обнесен высоченным забором с камерами наблюдения и заостренными, в подражание копью Георгия Победоносца, штырями в верхней части.
Аня подошла к большим кованым воротам и нажала кнопку громкой связи. Одна из камер немедленно заскрипела поворотным механизмом и нацелилась на нас объективом.
— Это я, отец Александр, — сказала Аня в микрофон, — а со мной…
— Я вижу, кто с тобой, — раздался в динамиках хорошо знакомый голос, — проходите.
Щелкнул пневматический привод замка. Створки ворот с легким жужжанием поползли в разные стороны. Аня вновь села за руль «девятки» и загнала ее во внутренний дворик. Я проследовал за машиной пешком — и тут же наткнулся на оскаленную пасть огромной кавказской овчарки, прикованной толстой цепью к воротам. Рядом с собакой стояли двое молодых парней в ярких банданах и с «Калашниковыми» наперевес. Пес остервенело лаял. Юноши выглядели не то чтобы враждебно, но и не дружелюбно: глаза внимательно обшаривали меня с ног до головы, указательные пальцы лежали на спусковых крючках автоматов, которые, кстати сказать, были сняты с предохранителей.
— Все в порядке, ребята, — проревел оглушительный бас. — Мурзик, сидеть! Это свой, можете убрать оружие.
Двери храма распахнулись — я попал в медвежьи, пахнущие ладаном и бандерасовским «Диаболо» объятия. Священник был так же силен и могуч, как и три года назад, в момент последнего нашего свидания. Высокая, мощная фигура с огромными бицепсами, натягивающими шелк черного подрясника греческого кроя. Пышная шевелюра цвета воронова крыла с едва заметной сединой. Аккуратная, тщательно подстриженная бородка а-ля Джордж Майкл — отец Александр не признавал лопатообразные, свидетельствующие о повышенном благочестии бороды.
— Здравствуй, Гаврила, здравствуй, дорогой, — басил Священник, хлопая меня по плечу.
— Я-то здравствую, — с трудом удалось вставить мне словечко, — но вот со Свином проблемы.
— Знаю, знаю, — нахмурился отец Александр. — Давай его сюда, посмотрим.
Естественно, Священник тоже был когда-то старшим офицером, а посему обладал равными со Свином способностями и мгновенно прокачал ситуацию на энергетическом уровне. В биополе любого человека остаются воспоминания о любом дне жизни — все равно, что запись на компакт-диске. Только более ранние события уходят в дальние, плохо прочитываемые слои, зато недавние сияют подобно неоновой вывеске.
Смотри — не хочу. Поэтому узнать то, что произошло с нами в «Медузе», для отца Александра не составило труда.
— Ты еще не забыл навыки лечения? — спросил я, открывая дверцу «девятки».
— Забыть можно только идеалы юности, — сказал Священник, — а лечебный дар — это все равно, что воздухом дышать.
Мы вытащили Свина из салона, я взялся за передние копыта, отец Александр — за задние.
— Понесли, — скомандовал Священник.
Покряхтывая от тяжести — туша-то Свина тянула килограммов этак на сто пятьдесят, — мы затащили моего раненого офицера в притвор. В церкви было темно. У нескольких икон горели свечи. В глубине крохотными маячками поблескивали лампады алтаря. Пахло воском и ладаном.
— Только без хирургического вмешательства, — попросил Свин, когда мы опустили его на продолговатую отполированную скамейку.
— Обижаешь, коллега, — хмыкнул Священник. — Сделаем все без шума, без пыли. Гаврила, принеси, пожалуйста, воду и серебряную умывальницу из алтаря.
Я смущенно потупился:
— Слушай, я плохо знаю все эти ваши обычаи, но, кажется, мирянам запрещено входить в алтарь.
— Если бы ты знал, сколько всего нельзя делать людям, но, тем не менее, они делают это, ты бы не только в алтарь, ты бы на купол залез, — покачал головой отец Александр. — Давай быстрее, благословляю.
Я прошел к алтарю, отыскал там кувшин с водой и серебряную умывальницу и вернулся в притвор. Священник уже молился над Свином. Я знал, что дар лечения у него потрясающий и открылся он еще на войне, которую мы вместе проходили когда-то. Он лечил раненных снайперами, посеченных фугасами, да и просто обмороженных солдат. Так что Свин оказался в надежных руках.
Я поставил умывальницу рядом со скамейкой. Священник плеснул воду себе на руки, после чего приложил ладони к ране Свина и погрузился в молитву. Я наблюдал за ним, чувствуя, как душа медленно наполняется спокойствием. Когда человек на самом деле, нелицемерно, соприкасается с высшими сферами, результат может быть только таким — легкое сердце и светлая радость в душе.