Утром без всяких объяснений Гха-Гул приказал своим офицерам сворачивать лагерь. Это был не самый лучший ход в преддверии богатой добычи. Уже в который раз Олимус погасил недовольство, пожертвовав частью своего личного золота и драгоценных камней. Еще до полудня удивленные солдаты на стенах осажденного Ревенета увидели, как стая уходит на север, не сделав ни единого выстрела.
Так один короткий разговор спас жизнь нескольких тысяч человек. Вместо них должны были умереть другие.
Глава двадцать пятая
Ночь отступления
Сражение под Скел-Могдом продолжалось вторые сутки. Армия Белфура, усиленная ополчением и наемниками, все еще сопротивлялась. На южных холмах оборотни развернули пусковые установки и обстреливали город огненными стрелами, уделяя особое внимание королевскому дворцу.
Пока что горожане справлялись со вспыхивавшими в разных местах пожарами, однако разрушения были такими значительными, что некоторые улицы стали непроходимыми.
Обстрел продолжался и ночью. Десятки и сотни комет — на этот раз не зловещие знамения, а реальная смерть, — с ревом прорезали затянутое дымом небо. С поля боя доносился далекий гром, словно звук надвигающейся грозы. Стая неумолимо теснила обороняющихся.
К исходу второго дня остатки королевских полков стали отходить под защиту городских стен. В глазах отступавших застыл ад. Они видели то, что казалось им сверхъестественным. Однако рыцари и гвардия продолжали сражаться с отчаянием обреченных. На каждого убитого оборотня приходилось четверо погибших белфурцев.
Несмотря на то, что сопротивление стало бессмысленным, оно приносило свои плоды, лучше всего заметные барону Гха-Гулу. Он знал, что его силы на исходе и Скел-Могд будет последним взятым им городом. Если он вообще сумеет его удержать с оставшимися пятью тысячами солдат…
Однако что-то разладилось в механизме, запущенном далеко отсюда демонической личностью по имени Йэлти. И хотя Олимус не сомневался в могуществе Магистра, он сомневался в тех, кому было доверено привести в исполнение другие части плана. Барон ничего не знал об Оракуле Востока и его похищении; он не понимал, почему Левиур допустил создание столь мощной оборонительной армии. Одно ясно: ни на кого нельзя положиться. Барон убедился в том, что даже худшие из людей не способны идти до конца по дороге зла.
И еще этот странный посланник, не выходивший у Олимуса из головы. Зачем сектант отправился на север? Гха-Гул не удивился бы, если бы узнал, что тот сейчас находится в Скел-Могде. Может быть, именно для того, чтобы ликвидировать герцога? «Слишком поздно», — раздраженно подумал барон и приказал готовить к атаке свои отборные конные части. Настало время излить свою злобу, долго копившуюся внутри…
Он медленно объезжал выстраивающиеся клином офицерские полки, и его пронзало ни с чем не сравнимое ощущение силы.
Настало время излить свою злобу, долго копившуюся внутри…
Он медленно объезжал выстраивающиеся клином офицерские полки, и его пронзало ни с чем не сравнимое ощущение силы. Перед ним была аристократия Земмура, воины в десятом, а то и в двадцатом поколении. Сражение имело для них самодостаточную ценность. Смерть в бою означала нечто большее, чем рай… Все они были закованы в темную сталь. На груди у каждого тускло поблескивала волчья голова. Под ними хрипели черные кони, казалось, позаимствованные у ветров ночи. Спокойные до тех пор, пока вибрация, излучаемая всадником, не поразит их мозги и нервы…
У Гха-Гула от возбуждения слегка кружилась голова. Кем же был он сам, если командовал этой жуткой стаей убийц? Ему хотелось заорать в небеса, чтобы его услышали на самых дальних звездах, за которые цеплялись самодовольные боги. Он презирал их всех, ничего не просил и ни на что не надеялся. Свою награду он возьмет сам.
Призрак, заменивший ему отца, был где-то рядом, витал в сумерках, неотличимый от дыма, сгущался в крови, неотличимый от жажды мести, обволакивал мозг, пораженный безумием…
По другую сторону кровавой бойни находился другой безумец, отчаянно храбро сражавшийся за короля. Но его отчаяние проистекало из растерянности. Лишившись поддержки Оракула, герцог превратился в куклу без кукловода. Его знания, коварство и опыт были выжжены из сознания колдунами Дарм-Пассарга. Он был пуст, как младенец, и так же беспомощен против интриг.
Теперь Левиур шел на поводу у короля и руководил обороной в опасной близости от поля боя. Неоднократно ему самому приходилось пускать в ход меч, когда к его палатке прорывались отдельные группы оборотней. Своих земмурских телохранителей во избежание измены он оставил во дворце. Однако этот поступок преследовал еще одну цель — герцог как будто предчувствовал, что рано или поздно ему придется искать себе надежное убежище.
С наступлением темноты ему стало ясно: сражение проиграно, и единственное, на что могли надеяться белфурцы, — это продержаться под защитой городских стен. Левиур дал приказ отступать, опасаясь, что оборотни предпримут успешный обходной маневр. Гха-Гул давно сделал бы это, если бы имел возможность рассредоточить свои силы.
Почти одновременно с первым герцог отдал и другой приказ, о котором не знал никто, кроме человека, получившего его. Не знал даже король.