Однако некая атмосфера недозволенности так и осталась. В частности, цензура. Вашингтонское бюро по радиовещанию (официально управляющая станцией организация) регулярно выпускает некое «Политическое руководство». А там какой только чепухи нет! И что тон дикторов, оказывается, не должен быть слишком злобный, и что не нужно отвечать советской пропаганде, не нужно ее опровергать, не нужно склонять людей к бегству из СССР (т. е. не нужно слишком хвалить Запад, чтобы людям не захотелось убежать), не нужно подстрекать их к бунту против властей, а ежели такой бунт, не дай Бог, случится сам по себе, то нужно стараться успокоить советское население и уж ни в коем случае не давать советов… Словом, как и вьетнамцам, указано, куда стрелять и где бомбить. Если бы эта инструкция действительно сотрудниками исполнялась, то передачи радио «Свобода» ровно ничем не отличались бы от Московского радио. Так оно и получилось в разгар «разрядки», ибо радиостанция строго следовала в фарватере извилистой американской политики. Уже само по себе занятно, что радиостанция с названием «Свобода», призванная научить бедных русских демократии, установила у себя политическую цензуру. То есть, борясь за демократию, американцы почему-то этой демократии не доверяют. Но это лишь полбеды.
Далее произошло то, что, по-видимому, происходит со всеми американскими государственными учреждениями: бюрократический штат стал расти, как на дрожжах, число же способных работать настоящих журналистов катастрофически сокращаться. Сохранив, видимо, с «нелегальных» времен какие-то традиции, этот штат стал укомплектовываться в основном либо из негодных, проштрафившихся дипломатов, либо из доказавших свою неспособность на иных поприщах работников ЦРУ и иных государственных мужей. Моментально станция превратилась в последнее пристанище для неспособных чиновников, которых выгнать совсем неудобно, а лучше перевести «с повышением на другую работу». При этом бюджет станции стал расти пропорционально ухудшению ее работы. По их же собственным отчетам, число слушателей в СССР стало сокращаться. Более того, как-то сама собой установилась дискриминация: специалисты из числа советских эмигрантов за равнозначную работу стали получать значительно меньше бездельничающих американских дядей (как в добрые колониальные времена). К настоящему времени бюджет достигает астрономической цифры в 94 миллиона в год (стоимость почти четырех бомбардировщиков), и этих денег не хватает для эффективного функционирования станции. Да если б американский конгресс просто давал эмигрантам из СССР хотя бы одну пятую этого бюджета, Советский Союз уже трещал бы по швам. Но именно этого-то, видимо, американцы боятся: нарушится стабильность! А потом, как можно, чтобы без контроля!
Не знаю, насколько справедливо было бы переносить этот пример на более крупные американские начинания, но есть же что-то в нем и типичное — по крайней мере, сама эта двойственность намерений: с одной стороны, вроде бы противостоять мировому бандиту, с другой — поддерживать с ним «баланс» и стабильность. Словом, американцы так и не знают, чего же они хотят.
Зато это хорошо знают советские, стремительно расширяющие свое влияние в «третьем мире», использующие каждую американскую оплошность. Из их когтей уже ни одна страна не выходит, чтобы рассказать соседям, какими детскими игрушками выглядит «американский империализм» по сравнению с советским освобождением. Есть такая русская притча: в лютую морозную зиму перелетал воробей из одной скирды сена в другую. Но, видимо, не рассчитал он своих сил, замерз и упал на дорогу. Шла мимо корова, сжалилась над беднягой и навалила на него большую теплую лепеху. Согрелся воробей внутри, оттаял, высунул нос наружу, огляделся и обнаружил, что находится в недостойном месте. «Помогите! Спасите! — закричал он в возмущении. — Безобразие! В дерьмо посадили!» О ту пору шла мимо кошка. «Ах, ты, бедненький, замурлыкала она. — Что с тобой сделали! Ну, не горюй, я тебя сейчас вытащу». Вытащила она воробья и съела. Отсюда три морали:
1. Не всяк тот враг, кто тебя в дерьмо сажает.
2. Не всяк тот друг, кто тебя из дерьма вытаскивает.
3. Попавши в дерьмо, сиди и не чирикай.
Беда в том, как мудро отметил Никита Сергеевич, что коровье дерьмо еще не предел человеческого познания.
Учитывая все вышесказанное, остается только поражаться, насколько же прочная штука демократия. Но если что-либо и способно довести ее до краха, так это профессора «политических наук» и советологи. В Америке в особенности существует необычайное почтение перед «образованностью», тем более перед научными степенями. Знание же понимается весьма своеобразно как некая вещь, которую вам надлежит использовать вместо ваших мозгов. То есть чем вы образованней, тем меньше вам полагается пользоваться собственным разумом и интуицией. Трагедия же в том, что по какому-то неписаному закону эти профессора обязательно выдвигаются на руководящие государственные посты — как дань вышеозначенному почтению. Это вообще очень типично для американцев: они ужасно верят в специалистов, а специалисты у них есть на все случаи жизни. Скажем, если американец влюбился, он не пойдет вздыхать на луну или стихи писать, он пойдет к специалисту по любовным делам. В общем, как только у вас есть «problem», вы идете к соответствующему специалисту, и он должен все вам решить. Ну, а Советский Союз, конечно же, «problem», это все американцы понимают. Соответственно, «советологическая община» имеет исключительно большое влияние на направление американской политики в этом важнейшем вопросе.