Второй же вопрос: почему состоялся обмен и обменяли именно меня долго оставался без ответа, да и сейчас не до конца ясен.
В самом деле — почему? Слишком хорошо мы знаем психологию наших кремлевских «таварыщей», чтобы хоть на секунду поверить в случайность их решения или тем более в гуманный порыв. Не такие они ребята, чтобы самим себе навредить без всякой нужды. Ведь как ни смотри, а выходил этот обмен для них серьезным политическим поражением.
Во-первых, этим обменом они косвенно признали, что в СССР есть политзаключенные — факт, который до сих пор категорически отрицался советским руководством и пропагандой.
Во-вторых, такая странная сделка ставит их на одну доску с режимом Пиночета, который они сами на всех перекрестках объявляют фашистским. И хоть мы-то знаем, что советский режим пострашнее — хотя бы одной своей живучестью, агрессивностью и наличием организованных сторонников в любой стране мира, но и такая параллель — значительный удар по престижу и позиции просоветских сил.
Наконец, очевидно же было, что обмен будет расценен всеми как уступка, сделанная под давлением общественного мнения и кампании протеста, а значит, поощрит такие кампании в будущем.
Достаточно просмотреть реакцию даже коммунистической прессы Запада, чтобы понять, в какой же просак попали они с этим обменом.
«Унита», Италия:
«Вполне понятно, что Пиночет ухватился за план обмена Корвалана и Буковского. Что ему это дает политические выгоды — ясно каждому. Но чтобы этот обмен был выгоден и для советской стороны — сказать нельзя. Москва не только отдала все козыри чилийскому режиму, но косвенно еще и признала, что Буковский был политическим заключенным… Линия поведения советских руководителей нанесла удар по социализму во всем мире».
«Морнинг стар», Англия:
«Обмен льет воду на мельницу тех, кто утверждает, что в социалистических странах, как и в фашистских, нет демократии… Приходится сожалеть, что освобождение Буковского связано с его высылкой за границу и произошло путем обмена между фашистской и социалистической страной вместо того, чтобы быть просто актом справедливости».
«Юманите», Франция:
«Два человека, два политических заключенных стали предметом прискорбного обмена… Мы считаем недопустимым, чтобы люди были „оставлены перед таким невозможным выбором: или тюрьма, или высылка. Мы считаем недопустимой подобную сделку…“ (Из заявления генсека ФКП Ж. Марше).
„…Действия советских властей позволяют утверждать, что советский режим ничуть не лучше, ничуть не гуманнее фашистского режима военной диктатуры генерала Пиночета… Пиночету удалось перед всем миром выставить советский строй в виде такого же режима подавления свободы, как и диктатура в Чили, И если печать социалистических стран освобождение Корвалана празднует как свою победу, а освобождение Буковского замалчивает, то это означает, что и она попалась на удочку Пиночета…“ (Из передовой статьи главного редактора Р. Андрие).
Действительно… Как же так, товарищи? Попались на удочку, льете воду на мельницу, все козыри отдали… И, главное, зачем? Чтобы спасти товарища Лючо? Никогда не поверю. Наши кремлевские старички отнюдь не сентиментальны, и чилийские, уругвайские, боливийские товарищи нужны им как раз в тюрьме, чтобы вопить и спекулировать добрыми чувствами доверчивых людей. Что с ними делать в Москве? Да ведь и сам Корвалан отказывался сначала от обмена. Только после приказа из Москвы согласился. Да ведь и сиделось ему в тот момент совсем не плохо: чуть не каждый день интервью прессе давал — не то что мы, записочки, да через десятые руки, да с риском. А и убили бы — тоже у Брежнева голова бы не разболелась. Даже хорошо — еще один коммунистический мученик, есть кого ставить в пример молодежи.
Так зачем же, зачем?
Я трудился в догадках и чем больше ломал себе голову, тем меньше понимал. Но ведь должен же быть в этом какой-то трюк, какой-то подвох.
Конечно, рассуждал я, поймали их на их же собственной демагогии. Уже три года как все советские, социалистические и „прогрессивные“ газеты мира вопили: Свободу Луису Корвалану! И вдруг — предложение обмена. Как быть?
Однако вряд ли это поставило бы серьезную проблему советской пропаганде. Очень даже удобно встать в позу моралиста и человеколюбца. Вот Марше же пишет, что недопустимы подобные сделки. Да что Марше? Большинство газет расценивает обмен отрицательно.
„Дейли миррор“, Англия:
„Освобождение Буковского — это триумф движения протеста, но отнюдь не триумф свободы“.
„Фигаро“, Франция:
„Международные отношения, по-видимому, заражены системой произвольных арестов и похищений. Нет больше международного права. На сцене остались враждующие шайки, которые обмениваются заложниками. Похоже на то, что начинается новая эра — эра концлагерей в планетарном масштабе, порой смягчаемая обменом пленных“.
„Берлингске тиддене“, Дания:
„Конечно, лучше, когда политзаключенных высылают вместо того, чтобы томить их в тюрьмах. Но торговля людьми между Советским Союзом и Чили сама по себе омерзительна…“
И это все? Вся их пропагандистская заготовка? Так зачем же было устраивать сенсационный обмен на глазах у всего мира? Зачем же давать своему врагу такое паблисити? Что бы там ни писала „Унита“, я-то понимал, что все козыри отдали мне, а не Пиночету. Существовал еще, конечно, мой товарищ по обмену Корвалан. Естественно, от сопоставления чилийского режима с советским и Брежнева с Пиночетом общественное любопытство перекочевало на нас с ним. Всем хотелось знать, что мы друг о друге думаем, за что воюем и как видим будущее. Ужасно хотелось прессе, чтобы мы сели за один столик и мирно поговорили. Для меня это никакой проблемы не представляло — Корвалан же ни по своей партийной принадлежности, ни по вполне понятному чувству долга перед своими спасителями такой буржуазной идиллии допустить не мог. Много раз предлагала нам пресса подобную встречу, и неизменно я соглашался, а он отказывался. К тому же, согласившись ехать в Москву, он попросту сменил одну тюрьму на другую — с той лишь разницей, что в новой тюремщиками оказались его партийные товарищи. В первом же выступлении по советскому телевидению он был принужден наговорить такого, что последующие встречи с западной прессой стали просто бессмысленны. Конечно, ему пришлось во всем хвалить Советский Союз, одобрять оккупацию Чехословакии и заявлять, что в СССР нет политзаключенных. А когда через несколько дней на торжественном приеме в Кремле его лобызал Леонид Ильич, мне стало искренне жаль беднягу. Я даже высказал журналистам свое опасение, что скоро нам вновь придется вести кампанию за его освобождение и менять на кого-нибудь еще.