Мудрая кровь

Он вытащил из-под стола армейский рюкзак и принялся запихивать вещи. Их было немного, и часть уже лежала в рюкзаке. Его руки умудрялись складывать все, не дотрагиваясь до Библии, которая уже несколько лет камнем лежала на дне рюкзака, но, нашаривая место для запасной пары ботинок, он наткнулся на какой-то маленький продолговатый предмет. Это была коробочка с материнскими очками. Он совсем забыл, что у него есть очки. Он надел их, и тут же стена, перед которой он стоял, подступила совсем близко и пошла волнами. На двери висело зеркальце в белой раме,

он подошел к нему и взглянул на свое отражение. Расплывчатое лицо было темным и возбужденным, все черты углубились и исказились. Крохотные очки в серебряной оправе смазывали остроту взгляда, точно были призваны скрыть некий бесчестный план, запечатленный в глазах. Хейз нервно защелкал пальцами, — он вдруг забыл, что собирался сделать. В отраженных в зеркале чертах ему вдруг почудилось материнское лицо. Он отшатнулся и поднял было руку, чтобы снять очки, но тут дверь открылась, и перед ним появились еще два лица, одно из которых произнесло:

— Теперь зови меня мамочкой.

Второе лицо, маленькое и темное, прямо под первым, только жмурилось, словно человечек старался не смотреть на старого друга, который собирается его убить.

Хейз стоял неподвижно, по-прежнему держа одной рукой дужку очков, вторая же застыла в воздухе на уровне груди, а голова склонилась так, точно он научился смотреть всем лицом сразу. Он стоял в пяти шагах от пришельцев, но казалось, будто они подошли к нему вплотную.

— Спроси-ка своего папочку, куда это он собрался такой больной, — сказала Шабаш. — Спроси, не хочет ли он и нас взять с собой?

Зависшая в воздухе рука дернулась и попыталась схватить перекошенное личико, но промахнулась; дернулась и опять поймала воздух; наконец, рванулась вперед, вцепилась в скрюченное тельце и шмякнула его об стену; голова раскололась, выпустив легкое облачко пыли.

— Ты разбил его, — завопила Шабаш, — а он был мой! Хейз поднял человечка с пола, открыл дверь, которую хозяйка называла пожарным выходом, и швырнул его туда. Дождь хлестнул в лицо, он отпрыгнул назад и недоуменно застыл, словно готовясь к удару.

— Не надо было его выбрасывать,- взвизгнула Шабаш.

— Не надо было его выбрасывать,- взвизгнула Шабаш.- Я бы его починила!

Он снова подошел к двери и взглянул на серую пелену. Капли падали на шляпу, громко шлепая, точно на кусок жести.

— Как я тебя увидела, я сразу поняла, какой ты плохой и злобный, — произнес позади яростный голос. — Сразу поняла, что ты никому ничего не позволишь. Я знала, ты такой гадкий, что можешь ударить ребенка о стену. Я знала, что ты никогда не будешь веселиться и другим не дашь, и все потому, что тебе никто не нужен, кроме Иисуса!

Он обернулся и угрожающе занес руку, едва не потеряв равновесие в дверном проеме. По стеклам очков стекали капли, ползли по красному лицу, блестели на краях шляпы.

— Мне нужна только правда, — крикнул он. — И то, что ты видишь, и есть правда, и я тоже ее вижу.

— Обычные штучки проповедника, — сказала она.- Куда это ты собрался бежать?

— Я вижу одну-единственную правду! — снова крикнул он.

— Куда это ты собрался бежать?

— В другой город, — произнес он громко и хрипло, — чтобы проповедовать правду Церкви Без Христа! У меня есть машина, на которой я могу… — Но тут он закашлялся. Это был даже не кашель — он звучал, точно слабый призыв о помощи со дна каньона, но цвет и выражение понемногу стали исчезать с лица Хейза, пока оно не стало таким же безликим и пустым, как текший за его спиной дождь.

— И когда же ты хочешь ехать? — спросила она.

— Вот только чуть посплю.- Он сорвал очки и вышвырнул их за дверь.

Ничего у тебя не выйдет, — сказала она.

ГЛАВА 12

Несмотря ни на что, Енох не мог отделаться от мысли, что новый иисус как-то его отблагодарит. Эта благая надежда состояла на две трети из подозрений и на одну из страстного желания. Весь день, после того как он ушел от Шабаш Хокс, мысль эта преследовала его. Он не очень ясно представлял, какого вознаграждения хочет, амбиций у него хватало: он стремился многого добиться в жизни. Ему хотелось жить все лучше и в конце концов достичь совершенства. Он надеялся стать Молодым Человеком Будущего — как герои реклам страховых компаний. Он хотел, чтобы когда-нибудь выстраивались очереди желающих пожать ему руку.

До вечера он просидел дома в беспокойстве; кусал ногти, ободрал остатки шелка с зонтика домохозяйки, а потом выломал и спицы, так что осталась черная палка с острым стальным наконечником и ручкой в виде собачьей головы, походившая на инструмент для какой-то особой старомодной пытки. Енох походил взад-вперед по комнате с этой палкой и решил, что на бульваре она придаст ему достоинства. Часов в семь вечера он надел пальто, взял палку и направился в ресторанчик по соседству. У него было ощущение, что его ждет какая-то награда, но он нервничал, опасаясь, что придется не получить ее, а вырвать силой.

Енох никогда не принимался за какое-нибудь дело, предварительно не поев. Ресторан назывался «Парижская еда»; это был закуток футов шесть в ширину, между обувной мастерской и химчисткой. Енох забрался на самый дальний табурет у стойки и заказал гороховый суп и молочный коктейль с шоколадом.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47