Но Хейз не двигался, глядя в клетку. Енох подскочил к нему и схватил за руку, но Хейз оттолкнул его, продолжая всматриваться в клетку. Клетка была пуста.
— Да она же пустая,- крикнул Енох,- что ты там нашел в пустой клетке? Идем! — Он стоял, раскрасневшись и обливаясь потом. — Она пустая! — крикнул он еще раз, но тут заметил, что в клетке все же кто-то есть. На полу, в углу у самой стены, был глаз. Глаз торчал из центра чего-то, похожего на кусок швабры, лежащий на старой тряпке. Енох прижался к прутьям и понял, что это не швабра, а сова с широко открытым глазом.
Глаз смотрел прямо на Хейзела Моутса.
— Да это же старая сова, — застонал Енох. — Ты что, сову никогда не видел?
— Я — чист, — сказал Хейзел Моутс глазу. Он произнес это точно так же, как прежде женщине в «Прохладной бутылочке». Глаз мягко закрылся, сова отвернулась к стене.
«Убил кого-нибудь» подумал Енох.
— О, рада Христа, пойдем! — завопил он. — Я должен показать тебе это прямо сейчас.
Еноху пришлось оттащить его от клетки, но, пройдя несколько шагов, Хейз снова остановился, на этот раз он смотрел куда-то вдаль. У Еноха было неважное зрение. Он прищурился и наконец разглядел что-то вдали на дороге. Две маленькие фигурки прыгали с двух сторон по обочине.
Хейзел Моутс внезапно повернулся к нему:
— Ну, что ты там хочешь мне показать? Надо скорее кончать с этим. Пошли.
— Разве ж я не пытался втолковать тебе то же самое? — Енох чувствовал, как высыхает пот и жжет, покалывая кожу, даже под волосами на голове. — Мы перейдем дорогу и спустимся с холма. Надо идти пешком.
— Почему это? — буркнул Хейз.
— Сам не знаю.
Енох был уверен: что-то должно произойти. Его кровь перестала биться. Все время она стучала, как барабан, а теперь умолкла. Они пошли вниз. Склон был крутой, поросший деревьями; стволы были выкрашены снизу белой краской, так что казалось, на них надеты носки.
— Там сыро внизу. — Енох схватил Хейзела Моутса за руку. Хейзел отпихнул его, но Енох снова поймал его руку, остановил и показал на что-то сквозь листву. — Мюзэй, — произнес он. От этого странного слова у него забегали мурашки по коже. Он впервые произнес его вслух. Там, куда он показывал, виднелась серая стена. Здание росло, пока они к нему приближались, но стоило выйти из рощи на дорожку, оно внезапно съежилось. Здание было круглое, цвета сажи. Вперед выступали колонны, между которыми стояли безглазые каменные женщины с горшками на головах. Буквы на бетонном обруче над колоннами складывались в слово «МУЗЕЙ». Енох: боялся произнести его еще раз.
— Пошли наверх, — прошептал он.
К широкой черной двери вели десять ступеней. Енох осторожно приоткрыл дверь и заглянул внутрь.
— Все в порядке, идем, только тихо: главное — не разбудить сторожа, старик меня не очень-то любит.
Они вошли в темный вестибюль. Сильно пахло линолеумом, креозотом и еще чем-то непонятным. Этот третий запах был подспудным, и Енох никак не мог его определить. В вестибюле ничего не было, если не считать двух урн, а у стены на стуле спал старик. Он был в той же форме, что и Енох, и походил на высохшего паука. Енох бросил, взгляд на Хейзела Моутса: почувствовал ли тот странный запах? Судя по всему, да. Кровь Еноха снова забилась, подталкивая его вперед. Он взял Хейза за руку, на цыпочках прошел к другой черной двери в конце зала, приоткрыл ее и заглянул. Потом поманил Хейза пальцем. Они оказались в зале, похожем на первый, только в форме креста.
— Вон в ту дверь, — произнес Енох едва слышно.
Они вошли в темное помещение, полное стеклянных ящиков. Ящики висели по всем стенам, а посередине на полу стояли три больших, похожих на гробы. Те, что висели на стенах, были заполнены приделанными к лакированным палочкам птицами, с любопытством глядевшими вниз застывшими глазами.
— Идем,- шепнул Енох.
Он обошел две стеклянные витрины и остановился у дальнего конца третьей. Остановился, вытянув шею и сцепив руки; Хейзел Моутс подошел и встал рядом.
Так они и стояли — напряженный Енох и, слегка наклонившись, Хейз. Под стеклом лежали три кубка, несколько тупых ножей и человек. На человека-то и смотрел Енох. Человек был ростом фута три. Голый, высохший и желтый, с глазами, зажмуренными так, словно сверху на него падал огромный железный брусок.
— Видишь надпись? — спросил Енох церковным шепотом, указывая на машинописную табличку, лежащую у ног мужчины.
— Видишь надпись? — спросил Енох церковным шепотом, указывая на машинописную табличку, лежащую у ног мужчины.- Тут сказано, что раньше он был такого же роста, как мы с тобой. Какие-то арабы сделали это с ним за шесть месяцев. — Он осторожно посмотрел на Хейзела Моутса.
Ясно было только, что Хейз смотрит на высохшего человека. Он так наклонился над витриной, что его лицо отразилось в стекле. Отражение было бледным, глаза казались двумя пулевыми отверстиями. Енох постоял немного, выжидая. Послышались шаги. О Иисусе, Иисусе, молил Енох, пусть он поторопится и сделает все, что нужно. В зал вошла женщина с двумя мальчиками. Она держала их за руки и ухмылялась. Хейзел Моутс не отрывал взгляд от высохшего человека. Женщина шла к ним. Она приблизилась к ящику с другой стороны, заглянула в него, и ее ухмыляющееся отражение наползло в стекле на лицо Хейзела Моутса.