Так что мы заинтересовались прошлым Эриксона, и обнаружили, что он принадлежал одной из самых влиятельных семей северо?западного Консинда. Все теплее и теплее! Затем мы выяснили, что одна из ветвей этой семьи, а именно портлендская, в последнее время приобретает на удивление много мужчин. Собственно говоря, больше мы пока ничего не знаем. Чтобы продвинуть розыски, мы и хотим внедрить тебя в семью. Теперь ты — Карл Шмелтцер, один из молодых мужчин, которых Марсия Хэмблинг — это нынешняя глава интересующей нас ветви семейства, — купила, когда ездила в…
— Купила! — невольно воскликнул Артур. — Простите. Почему?то я не могу привыкнуть к этому, как ни стараюсь. Вот почему у меня были такие низкие отметки в консиндском клубе.
— Знаю. Ты вырос в Опотре, наиболее патриархальном из всех среднеамериканских обществ. То, к чему привык с детства, не выветривается за несколько месяцев. И все?таки привыкни и запомни: купила. Ты — ее собственность. Ты принадлежишь ей и будешь принадлежать до тех пор, пока она не решит продать тебя, обменять, подарить или отправить в Ссылку. Она — руководитель могучей ветви великой семьи, а ты — никчемный молодой самец из Денвера. Если она прикажет тебе лизать ее туфли, ты это сделаешь.
— И мне должно это нравиться?!
— Ты должен считать такое положение вещей нормальным. Ни забывай этого ни на минуту. Ты сильно похож на Шмелтцера внешне, и мы постарались довести ваше сходство до максимума. Марсия Хэмблинг покупает множество мужчин. Кроме того, она близорука. Мы думаем, что подмена пройдет успешно, если только ты будешь держаться соответствующим образом. Иначе — нет.
Да, над этим стоило поразмыслить… Артур размышлял, пока на горизонте не появился Портленд — огромная россыпь сверкающих огней, — и бледная лента воды за ним.
Красивый указатель на краю дороги гласил «Роуз Лейн, 17». Артур, разинув рот, уставился туда, куда показывала стрелка указателя. Он впервые в жизни видел жилье акционера какого бы то ни было общества. В Гленбруке для них не было места, поскольку Гленбрук был со всех сторон окружен еторговской территорией. Теоретически Артур знал, чего ожидать, и все?таки был потрясен.
Поросший зеленой травой склон поднимался от самой дороги мягкими складками. Холм был увенчан вытянутым зданием с колоннами, похожим на брусок сахара. К нему вели безупречно ровные ряды вечнозеленых кустарников и деревьев. Нигде не было ни следа дорожек. Артур предположил, что гости прибывают сюда на коптерах, а продукты доставляются по подземным магистралям прямо в подвалы.
Он некоторое время стоял в нерешительности, а потом начал долгий подъем по склону. Не стоит начинать свое пребывание здесь с глупых вопросов. Хигсби наблюдает за всем через видеопередатчик в брошке. Если он сочтет действия Артура неправильными, он может вмешаться.
Безукоризненный травяной ковер угнетал Артура. С каждым шагом в нем росло ощущение, что он вторгается в чужие владения. К тому времени, как он добрался до широкого портика здания, он был почти убежден, что его вот?вот схватят и спустят обратно по склону вверх тормашками.
«Теоретически», — произнес бесплотный голос Хигсби у него в ухе, — «ты не должен был появляться здесь, у главного входа».
Артур подавил готовое сорваться с губ проклятие. Дверь отворилась.
«Постарайся взять наглостью. Скорее всего, ничего не выйдет, но попытаться надо».
В двери возник юноша со светлыми глазами, одетый в желтый балахон. Он подозрительно оглядел Артура. Артур направился к нему, едва переставляя ноги от волнения.
— Н?ну?
— Карл Шмелтцер. Прибыл в распоряжение мадам Марсии Хэмблинг.
Артур переступил порог и протянул юноше свой дорожный плащ.
— Куплен? — ухмыльнулся привратник.
Артуру ничего не оставалось делать, кроме как кивнуть. Привратник презрительно фыркнул и бросил Артуру плащ обратно.
— Тебе туда, — небрежно махнул он рукой и отвернулся.
Артур зашагал в указанном направлении. У него горели уши от стыда. Средний слой его личности знал абсолютно точно, что Хигсби специально заставил его пройти через унижение, чтобы лучше вжиться в образ. Но в верхнем слое не было ничего, кроме подавленного отвращения, и Артуру это не нравилось.
То, что он испытывал здесь, почему?то вызывало у него совершенно иные чувства, чем ежедневное унижение, которому он подвергался, будучи младшим помощником продавца в Гленбруке. Консиндский общественный клуб лишь отчасти подготовил его к этому. Здесь, в Консинде, он был вещью, собственностью. И — это было хуже всего! — когда Артур попытался следовать инструкциям Хигсби и думать о таком положении вещей, как о нормальном, ему это почти удалось…
Помещение, в которое он вошел, оказалось огромным овальным залом без окон, освещенным лишь немногими лампами в старинных красных абажурах. Стены были сплошь задрапированы тяжелой материей. Толстый ковер глушил шаги. Едва заметное дуновение свежего воздуха из кондиционеров, которое Артур чувствовал в коридоре, здесь отсутствовало. Застоявшийся горячий воздух был пропитан тяжелыми ароматами благовоний.
Сперва Артура никто не заметил. Мужчины здесь были одеты, как и он сам, в платья с пышными рукавами в три четверти, открытой грудью и ниспадающими складками до щиколоток. Мужчин в зале было немного, зато женщин — дюжины. На женщинах были ярко?алые юбки колоколом, и больше ничего. Артур окаменел. Женщины Консинда одевались так только для торжественной церемонии. Здесь должно было произойти нечто важное, особенно если… да, так оно и было! Среди женщин Артур увидел почтенных старших многоматерей, чьи юбки были разрезаны вверху, чтобы продемонстрировать всем отвисший живот — свидетельство многих родов.
Ну, он и влип! Что, если церемония уже началась, и не принадлежащим к семье мужчинам запрещено входить в зал, а привратник направил Артура сюда из мелкого злорадства?
Прежде, чем Артур успел улизнуть, проходящая мимо многоматерь обратила на него внимание и резко остановилась. Многоматерь была смуглокожей женщиной лет сорока, толстой и неуклюжей. Но ее глаза ярко сверкали под густыми бровями.