Что именно так тревожило его во всей этой ситуации?
Кимброу регулярно посещал философский кружок Мильо. В последнее время он перестал говорить о нем с Артуром, хотя…
Именно это уже давно заставляло Артура тревожиться по поводу Кимброу, хотя до сих пор он не осознавал своей тревоги. Вот в чем была суть проблемы. Почему Кимброу перестал рассказывать ему о натуризме? Потому что сам потерял к нему интерес? Нет. Из поведения Кимброу было ясно, что он увлекся этой доктриной еще сильнее. Потому что потерял надежду обратить в свою веру Артура? Нет. Кимброу — не тот человек, чтобы оставить попытки убедить кого угодно в чем угодно. Более того, сосед по комнате лучше других подходил на роль морской свинки, на которой можно испытывать новые подходы и методы убеждения.
Потому что он участвовал в чем?то, что нужно было держать в тайне от Артура? И от всех студентов и преподавателей колледжа? Тайный заговор внутри тайной организации?
Артур прижался к погруженной во мрак стене. Впереди открылась дверь.
Из нее вышел один человек, и это был не Кимброу. Он замер на пороге, быстро глянул налево, потом направо, и быстрым шагом направился в сторону, противоположную той, где крылся Артур. Но Артур успел заметить на черном рукаве его балахона влажную красноватую полосу.
12. ТЕСТ НА ВЫЖИВАНИЕ
Каморка, в которой была заперта Анна Силвер, изначально представляла собой стенной шкаф. Так она до сих пор и выглядела. Стены были металлическими, выкрашенными краской. В каморке не было ни кровати, ни какой?либо другой мебели. Анна спала на полу — когда у нее получалось заснуть. Длина каморки почти позволяла вытянуться на полу во весь рост. Почти. В качестве физических упражнений Анна могла прогуливаться по своей тюрьме: три шага в длину, один в ширину.
Чтобы содержать в стенном шкафу Анну, его несколько переоборудовали. На двери появился замок, в углу — отхожая посудина, на потолке — слепящая лампа, которая не выключалась ни днем, ни ночью. Еще в двери было прорезано отверстие у самого пола, через которое Анна получала еду и воду.
В качестве одежды она располагала мужской нижней рубашкой, рваной и заскорузлой от грязи. Анна регулярно расчесывала волосы пальцами, но они все равно свалялись неопрятными комками. Кожа на голове нестерпимо чесалась. Анна старалась не думать о том, как она выглядит. Она чувствовала себя невыносимо грязной. Тело покрылось плотной коркой грязи — Анна никогда такого не видела, и даже не представляла, что человека можно довезти до такого состояния.
Хуже грязи было только одиночество. Было бы легче, если бы она могла говорить вслух сама с собой, но Анна была убеждена, что ее тюрьма снабжена» клопами «. Она учитывала даже тот вариант, что здесь могут быть и потайные окошки, чтобы за ней подглядывать.
Зная, как много может извлечь опытный агент из смены выражений на лице человека, Анна отказывала себе даже в роскоши задуматься над тем, что ожидает ее дальше.
И наяву, и в бредовом полусне под слепящим безжалостным светом, который никогда не гас, Анна заставляла свой мозг покачиваться на медленных океанских волнах бездумия. Когда не думать вообще не получалось, она вызывала в памяти старые, незначащие эпизоды из своего детства. Мысленно перебирала одну за другой бусинки давно потерянных бус или восстанавливала каждую черточку позабытого лица.
У нее ушло много времени на то, чтобы постигнуть искусство отстранения, искусство существовать одним только сознанием, в отрыве от тела. Сначала Анна мерила комнату шагами и ощупывала пальцами все неровности и стыки стен. Она решала в уме математические задачи, читала наизусть про себя тексты для потребителей, обрывки инструкций, фрагменты доаналоговой поэзии.
Много дней, даже после того, как она обнаружила, кто держит ее в плену, Анна надеялась на спасение… пока он не обронил, будто случайно, что организовал катастрофу коптера, в которой погибла девушка, одетая в ее одежду.
Если иммунные считали ее погибшей, это означало крах всех ее надежд на спасение. По?настоящему она существовала только для тайной организации иммунных. Девушка с именем» Анна Силвер» была не более чем набором поддельных записей в архивах Опотра. А девочка, которая выросла в семье потребителей в одной из опотровских зон на Манхэттене, давно умерла и была забыта.
Забавно, думала Анна, сколь маленькая часть того, что человек считает своим «я», реальна и неизменна. Одежду могут отнять; лак с ногтей облезет; усталость и неудобства очень скоро докажут тебе, что тело — это лишь мучительное бремя; память о людях и местах, которые ты больше никогда не увидишь, постепенно выветрится. И что останется? Бесформенное, лишенное четких границ «я», пойманное между нигде и нигде.
Щелчок.
Анна напряглась всем телом. Она поднялась и села на полу лицом к двери. Она отдавала себе отчет, что, несмотря на все старания, реагирует именно так, как добивался ее тюремщик — ждет редких допросов, как праздника. Ибо любые события были лучше убийственной монотонности существования без событий.
Негромко клацнул замок. Дверь отворилась. За дверью, на безопасном расстоянии от Анны с оружием наготове и улыбкой на корявом лице стоял крошка Моррис.