Я вынул из ножен «Терминус Эст», пламя очага заиграло на его лезвии, словно я сжимал в руке пылающий факел.
Служивший оружием приспешникам Агии арбалет, стрелы которого возгорались при трении о воздух и вспыхивали при попадании, как брошенные в огонь угли, был бы здесь, несомненно, сподручнее; однако «Терминус Эст» давно стал продолжением моей руки, и к тому же альзабо получил бы возможность наброситься на меня, если бы я промахнулся и принялся перезаряжать оружие.
Длинное лезвие моего меча также не гарантировало избавления от этой опасности. Его незаостренная квадратная оконечность не пронзила бы зверя, если б тот прыгнул. Мне бы пришлось поразить альзабо в воздухе, и хотя я не сомневался, что у меня хватит сил отсечь голову с его могучей шеи, в случае промаха смерть бы последовала незамедлительно. К тому же, чтобы ударить, надо было как следует размахнуться, а места в тесной комнате явно не хватало, да и очаг угасал, а я остро нуждался в свете.
Старик, мальчик Северьян и Касдо исчезли; я не знал наверняка, поднялись ли они на чердак по приставной лестнице, пока я смотрел в глаза зверя, или проскочили в дверь за его спиной. Осталась одна Агия; она забилась в угол, прижавшись спиной к стене, и сжимала в руках принадлежавший Касдо посох с железным наконечником, чтобы при случае воспользоваться им как оружием: так отчаявшийся моряк пытается оттолкнуть багром вражеский галеас. Я понимал, что, заговорив с нею, привлеку к ней внимание; с другой стороны, если зверь хотя бы повернул голову в ее сторону, я бы успел разрубить ему позвоночник.
— Агия, — обратился я к ней, — мне очень нужен свет. В темноте зверь меня убьет. Однажды ты сказала своим людям, что встретишь меня лицом к лицу, если они нападут на меня сзади; я встречусь лицом к лицу с чудовищем, если только ты принесешь мне свечу.
Она кивнула, давая понять, что смысл моих слов до нее дошел, и в тот же миг зверь двинулся на меня. Вопреки ожиданиям, он не прыгнул, но наступал справа ленивой и вместе с тем проворной походкой, подбираясь все ближе, но не решаясь подойти на расстояние вытянутого меча. Я быстро понял, что, заняв позицию около стены, он ограничивал для меня возможность атаки, и если он успеет обойти меня (что ему почти удалось) и встать между мною и очагом, я лишусь всех преимуществ, которые мне давал свет.
Итак, мы начали осторожную игру, в которой альзабо пытался сделать своими союзниками стол, стулья и стены, а я старался выгадать как можно больше пространства для своего меча.
И вот я прыгнул вперед. Альзабо увернулся от удара, меч просвистел на расстоянии пальца от его головы; потом он рванулся ко мне и отступил — как раз вовремя, чтобы не попасть под мой ответный выпад. Его челюсти, в которых поместилась бы человеческая голова, щелкнули у самого моего лица, обдав меня гнусным зловонным дыханием. За стенами дома снова загрохотало, да так близко, что после громовых раскатов я услыхал треск — то упало огромное дерево, гибель которого эти раскаты и огласили; вспыхнула молния, озарив страшным светом все — до последней мелочи, и от этой вспышки я онемел и ослеп. Я обрушил «Терминус Эст» в наступившую затем черноту, услыхал, как лязгнуло о кость лезвие, потом отскочил в сторону и под новые раскаты грома рубанул еще, на этот раз лишь разнеся в щепки что?то из мебели. Зрение вернулось ко мне. Пока альзабо и я обманными выпадами пытались выбить друг друга с занятых позиций, Агия тоже не ждала и, когда сверкнула молния, рванулась к лестнице. Она уже была на полпути к спасительному чердаку, и я видел, как Касдо протягивает вниз руки, чтобы помочь ей подняться. Альзабо стоял передо мной на первый взгляд целый и невредимый, однако у передней лапы темнела лужа крови. При свете очага его всклокоченная шерсть казалась красной, а когти, тоже красные, были больше и крепче медвежьих, они словно светились насквозь. И снова послышался тот самый голос, что произнес: «Дорогая, открой мне!», и снова я испытал омерзение посильнее, чем если бы заговорил труп. — Да, я ранен. Однако боль ничтожна, и я могу стоять и передвигаться, как раньше. Тебе не удастся навсегда разлучить меня с семьей.
Из звериной пасти доносился голос сурового и, несомненно, честного мужа. Я достал Коготь и положил на стол, но он лишь мерцал слабой синей искоркой.
— Свет! — крикнул я Агии.
Но свет так и не зажегся, и я услышал стук убираемой наверх лестницы. — Путь к бегству для тебя отрезан, — произнес зверь голосом мужчины. — Так же, как и твой путь к наступлению. Ты не сможешь прыгнуть высоко с раненой лапой.
Голос резко переменился, и зверь жалобно захныкал, как маленькая девочка:- Но я могу влезть на стол. Неужели, по?твоему, я не догадаюсь подвинуть стол под люк в потолке? Я, способный говорить? — В таком случае ты все?таки принимаешь себя за зверя.
Снова заговорил мужской голос:- Мы считаем, что находимся внутри зверя, как когда?то находились в оболочках из плоти, которые зверь пожрал. — И ты согласишься, чтобы он пожрал твою жену и сына, Бекан?
— Я буду управлять его действиями. Я уже управляю им. Я хочу, чтобы Касдо и Северьян отправились к нам, сюда, как я сегодня пришел к Севере. Когда свет погаснет, ты тоже умрешь — соединишься с нами, — а потом и они.