Лючано вздохнул:
— У вас-то, святой отец, как раз и валяются…
Всю обратную дорогу он размышлял о куклах, себе и судьбе. Выходило не очень. Во всяком случае, опубликуй Лючано свои размышления, популярность ему не светила.
Рядом храпел задремавший граф.
Позади на рыдване, притулившись к скрипачу, катил отмытый дочиста и накормленный Степашка Оселков. Взгляд мальчишки сверлил кузов фаэтона, словно желая достать, дотянуться до Лючано Борготты — такого же сына сатаны, как и он сам, только не опрокинутого в грязь, а великого, благого, всемогущего.
Спасителя.
Всей сутью невропаста Лючано чувствовал этот взгляд.
«Никакого театра, — пообещал он сам себе, заранее зная, что нарушит обещание. — Завтра улетаю. Покидаю Мальцовку, беру билет на первый попавшийся корабль и лечу в тартарары».
«Это точно, — подтвердил маэстро Карл. — Летишь в тартарары, синьор директор».
Туча ворон висела над березовой рощей.
Брехали собаки.
— А театр мы назовем «Вертепом», — вдруг сказал Мальцов и снова захрапел.
Глава восьмая
ЗУБАСТЫЙ УРОЖАЙ
I
Приказ грузиться в десантную «жабу» удивил Тарталью. Что делать рабу на варварской планете во время налета? Не воевать же! Помпилианцы рабов в качестве солдат не используют. На Помпилии воинская служба считается почетной, она — для свободных.
Да и вояка из раба, как из джема — вилка.
Разумеется, хозяин знал ответ на сей вопрос, однако просветить Лючано не счел нужным. Вскоре он оказался в грузовом отсеке бота, рядом с Сунгхари и еще четверкой рабов: вехденом и тремя техноложцами. Кроме них, в отсеке никого не было: корсары расположились в верхней кабине.
Кроме них, в отсеке никого не было: корсары расположились в верхней кабине. Из груза имелись три тихоходные платформы, тщательно принайтованные к полу одна поверх другой.
— Десант-группы, доложите готовность.
— Третий готов.
— Первый готов.
— Четвертый готов…
— Даю отсчет. Десять, девять…
Ни обзорников, ни тем паче иллюминаторов в отсеке не наблюдалось. Посмотреть, как «жабья свора» вываливается из чрева «Этны», устремляясь к планете, Лючано не удалось. Бот качнуло: раз, другой. Навалилась тяжесть — и тут же отпустила: сработали компенсаторы инерции. Некоторое время ничего не происходило, лишь ровно гудел двигун. Потом звук двигуна изменился, завибрировал, и началась болтанка. Не слишком сильная, но вполне ощутимая.
Бот вошел в атмосферу.
Спуск занял минут десять. Болтанка кончилась раньше: бот погасил скорость, его больше не швыряло в турбулентных потоках.
Мягкий толчок.
«Приехали…»
Время шло, а дверь не спешили открывать. Распоряжений по внутренней связи тоже не поступало. За переборками в потрохах «жабы» что-то лязгало, щелкало, звякало, еле слышно ворчали механизмы: бот жил своей жизнью. Никому не было дела до роботов, сидящих в грузовом отсеке.
О них словно забыли.
«Может, нас сюда загнали по ошибке? Просидим до конца операции и вернемся на корабль…»
Снаружи глухо ухнуло, как будто рядом с «жабой» на землю опустилась нога великана. Звуки внутри бота умолкли. Прошло еще минут двадцать. Клацнуло, разблокировавшись, запорное устройство.
— Рабам активировать грузовые платформы, — ожили акустические процессоры. — Вывести их наружу и построиться у кормы бота.
Мерзко подвывая сервоприводами, начал открываться внешний створ. В отсек ворвались, будоража ноздри, запахи чужой планеты. Пряная горечь разнотравья, медвяный аромат цветов и — йодисто-соленый запах моря!
Настоящего.
Отстегивая фиксирующие ремни, снимая крепления с платформ, активируя подвески-антигравы и помогая толкать к выходу неповоротливые конструкции, Лючано дышал полной грудью. Это вам не стерильно-кондиционированный, прошедший через регенераторы воздух «Этны». И не иллюзия рабского «вирта».
Планета пахла солнцем, степью, морем и… свободой!
Он никогда раньше не задумывался, как пахнет свобода. Но теперь был убежден: именно так, и никак иначе.
Направо до самого горизрнта раскинулась степь. Участки сочной зелени сменялись серебристой сединой, уходили вдаль, сливались — и теплый ветер нежно оглаживал колышущиеся, подобно воде, травы. А море катило волны прямо перед ботом, в какой-то полумиле. Густая синь, покрытая белыми барашками, к горизонту светлела, сливаясь с бирюзовым небом, по которому, как барашки по морю, двигались легкие стрелы перистых облаков.
И ни одного летательного аппарата в бездонной голубизне!
Совершенно нереальная, первобытная картина.
Взглянув левее, вдоль глянцевого борта «жабы», Тарталья понял, что поторопился. Там, на расстоянии мили, начиналась окраина города, виденного им с орбиты. Над ней и дальше, теряясь в дымке, правильным шестиугольником висели шесть десантно-штурмовых ботов, накрывая место операции сеткой парализующих лучей.
По другую сторону «жабы» высилась, лоснясь металлом и смазкой, толстая телескопическая штанга, увенчанная куполом мощного излучателя.
От купола к парящей над домами зловещей «гексаграмме» тянулся энергетический луч хорошо видимый за счет ионизированного им воздуха.
Лючано завертел головой и обнаружил в отдалении еще три бота с излучателями. На аппаратах, образующих «гексаграмму», были установлены широкополосные отражатели-дифракторы — попадая на них, парализующие лучи дробились, расслаивались и частой сетью падали на населенный пункт.