Выдержит ли плотина такой напор?
Если это продлится еще три дня, думал Крабат, мы потонем тут вместе с мельницей.
Но к вечеру шестого дня все стихло. В лучах заходящего солнца, глянувшего в разрывы туч, на мгновение вспыхнул черный мокрый лес.
Ночью Крабат увидел сон, будто на мельнице взметнулся пожар.
/
Парни вскочили с нар, с грохотом несутся вниз по лестнице. А Крабат все лежит и лежит, не в силах сдвинуться с места. Вот уже пламя охватило балки, слышен треск, искры падают ему на лицо. Он вскрикнул…
/
Крабат трет глаза, зевает, оглядывается. Где парни? Одеяла откинуты, простыни скомканы. На полу — куртка, в углу — шапка, шарф, пояс… Он ясно видит все это в свете красного пламени, врывающегося в слуховое окно…
Может, и вправду горит мельница?
Крабат бросается к окну, распахивает его, высовывается. Он видит тяжело нагруженную повозку, стоящую во дворе мельницы. Брезентовый верх ее почернел от дождя. В повозку впряжена шестерка коней. На козлах человек с высоко поднятым воротником, шляпа надвинута на лоб. Весь в черном, только петушиное перо на шляпе светится красным светом. Словно пламя, развевается оно на ветру, то взметнется, то почти затухает. Свет его озаряет мельницу.
Подмастерья снуют между повозкой и домом, сгружают мешки, тащат их к мельнице, возвращаются за новыми. И все это молча, в лихорадочной спешке. Ни окрика, ни ругани, лишь прерывистое дыхание грузчиков да время от времени возница щелкнет кнутом над их головами. И тут будто порыв ветра подхватывает ребят, они начинают носиться с двойным усердием. Старается и сам Мастер. В обычное время он и пальцем не шевельнет на мельнице, а теперь надрывается вместе с подмастерьями.
И вдруг он исчез во тьме. Нет, не передохнуть пошел, как подумал было Крабат, бросился к пруду, отвалил подпорки, открыл шлюзы.
Вода хлынула в лоток, со скрипом тронулось колесо, резво завертелось. Сейчас должны вступить жернова. Но заработал лишь один постав. Грохот его незнаком Крабату, он исходит из дальнего угла мельницы.
Грохот усиливается, к нему добавился шум и треск дробилки. Все слилось в глухое завывание.
Крабату вспомнился мертвый жернов. По спине побежали мурашки.
Между тем работа во дворе продолжалась. Вот уже повозка разгружена. Наступил перерыв, но ненадолго. Сутолока возобновилась. Теперь мешки тащили к повозке. То, что в них было раньше, возвращалось перемолотым.
Крабат попытался пересчитать мешки, но его одолел сон. Однако с первым криком петуха он проснулся, теперь уже от стука колес. Незнакомец в повозке, нахлестывая коней, правил к лесу. И странное дело, тяжело груженная повозка летела по лугам, не оставляя следа на мокрой траве.
Закрыли шлюзы, остановилось колесо. Крабат шмыгнул в постель, натянул на голову одеяло. Подмастерья, шатаясь, взбирались по лестнице. Усталые, измученные, они молча разбрелись по постелям. Только Кито пробурчал что?то про чертову живодерню и новолунье — будь оно трижды проклято!
Утром Крабат с трудом поднялся с нар.
Только Кито пробурчал что?то про чертову живодерню и новолунье — будь оно трижды проклято!
Утром Крабат с трудом поднялся с нар. Голова гудела, во всем теле слабость. За завтраком он украдкой поглядывал на ребят. Они казались заспанными и утомленными, угрюмо молчали, давясь кашей. Даже Андруш был не расположен к шуткам, уныло ковырял ложкой в тарелке. После еды Тонда подозвал Крабата:
— Ты нынче скверно провел ночь?
— Да как сказать… Я ведь не надрывался, как вы, только смотрел. Почему вы меня не разбудили, когда приехал этот… с пером? Всё вы от меня скрываете. А ведь я не слепой, не глухой… Да и не пришибленный!..
— Никто так и не думает, — прервал его Тонда.
— А зачем же тогда вы играете со мной в жмурки? И как вам только не надоест!
— Всему свое время! — тихо сказал Тонда. — Скоро узнаешь все и про Мастера и про мельницу. День этот наступит раньше, чем ты думаешь. А пока потерпи!
КШ?Ш, НА ШЕСТ!
Последняя пятница перед пасхой. Ранний вечер, но над Козельбрухом уже висит бледная пухлая луна. Подмастерья собрались в людской, а усталый Крабат поднялся наверх, решил пораньше лечь спать. Даже и сегодня пришлось им работать. Хорошо, что наконец?то наступил вечер и можно отдохнуть!
Вдруг он слышит свое имя, как тогда, во сне, в кузне на сеновале. Только теперь этот плывущий по воздуху голос ему хорошо знаком.
Крабат приподнимается, садится, прислушивается.
— Крабат!
Крабат начинает одеваться.
И тут слышит свое имя в третий раз. Он торопится, бредет на ощупь к двери, открывает. Внизу, в сенях, свет, голоса, стук деревянных башмаков. Его охватывает беспокойство. Он медлит, затаив дыхание. Потом берет себя в руки и быстро сбегает вниз по лестнице, прыгая через ступеньки.
Подмастерья столпились в конце коридора. Тут все одиннадцать. Дверь Черной комнаты открыта настежь. Мастер сидит за столом, как тогда, в первый раз. Перед ним толстая книга в кожаном переплете. Как и тогда, на столе череп, на нем горящая красная свеча.
Только теперь Мастер не бледен… Да и что вспоминать об этом, сколько времени прошло!..
— Ближе, Крабат!
Крабат стоит у порога. Он больше не чувствует ни усталости, ни головной боли, не слышит ударов своего сердца.