На мельнице было двое подмастерьев и ученик. Все трое тощие как жердь, ноги распухли от скудной водянистой пищи. Чего?чего, а воды на мельнице хватало, на воду?то мельник не скупился. Хлеба же выдавал в обрез, а каши — и того меньше. Мяса и сала не было и в помине, изредка кусочек сыра или полселедки — вот и весь рацион. Парни работали, как уж могли, бедняги, но убежать не решались — были должниками мастера, они и бумагу ему подписали, и это держало их на мельнице.
Пумпхут огляделся, послушал, как ученик каждый вечер хнычет от голода, пока не уснет. По утрам, когда подмастерья умывались у колодца, видел, как их тощие животы просвечивают на солнце.
Как?то в обед, когда все сидели за столом, а мельница работала вовсю, в людскую вошел мастер. Парни уныло хлебали водянистый суп, в котором плавали листочки крапивы да несколько зернышек тмина. Тут?то Пумпхут и взял мельника за бока:
«Эй, мастер! Я тут за две недели насмотрелся, что едят твои люди. Жидковато! А ну?ка сам попробуй!»
Мельник сделал вид, что из?за грохота мельницы не расслышал. Показал пальцем на уши, покачал головой, ухмыльнулся.
Но улыбочку тут же как ветром сдуло. Пумпхут как хлопнет ладонью по столу… и мельница остановилась. Ни шума, ни грохота! Лишь плеск воды о лопасти колеса.
Мельник, придя в себя от испуга, завопил: «Скорей, скорей, ребята! Надо посмотреть, что там стряслось! Давай, давай, нечего тут сидеть сложа руки!»
«Не торопись!» — спокойно говорит Пумпхут. Теперь ухмыляется он.
«Как так?»
«Это я остановил мельницу…»
«Ты?ы?ы?»
«Я! Пумпхут!»
Солнечный луч, как нарочно, прорвался сквозь оконце, сверкнула золотая серьга.
«Ты Пумпхут?» — у мельника затряслись поджилки.
Он?то знал, как Пумпхут обходится со злыми и жадными хозяевами.
И как это он не разглядел его раньше, когда нанимал! Слеп он был, что ли, все это время?
Пумпхут тут же послал его за бумагой и чернилами. Под его диктовку мельник написал бумагу: «Каждому подручному — фунт хлеба в день. По утрам — густая жирная каша, овсянка, перловая или пшеничная, на молоке. По воскресеньям и праздникам — с сахаром. Дважды в неделю к обеду мясо и овощи — так, чтобы все наелись до отвала. В другие дни — горох или бобы с салом, или клецки, или любая другая еда вдоволь, вкусно приготовленная…»
Мельник все писал и писал. Заполнил целый лист, перечислил все, что будет давать подмастерьям.
«Подпиши свое имя! — потребовал Пумпхут, когда тот покончил с писаниной. — И поклянись, что все исполнишь!»
Мельник понял: выбора нет! Подписался как миленький и поклялся.
Пумпхуту только того и надо было. Расписка торжественно вручается подмастерьям. Хлоп ладонью по столу — мельница заработала! Он обращается к мельнику с речью, и тот отлично все слышит, несмотря на грохот мельницы.
«Расстанемся по?хорошему, мастер! Клятва это клятва! Я ухожу, но попробуй ее нарушить!..» Как только было произнесено последнее слово, мельница остановилась. Ни стука, ни грохота… Мельника снова обуял страх.
«Тогда, — продолжал Пумпхут, — будет вечный отдых, и ни один человек не поможет тебе пустить в ход твою тарахтелку. Запомни!»
Мельница опять заработала, а Пумпхут пошел своей дорогой.
С тех пор у подмастерьев в Шляйфе началась счастливая жизнь. Они получают все, что было обещано, и твердо стоят на ногах, никого больше не шатает от голода.
Подмастерьям понравился рассказ Андруша.
— Еще, еще! — дружно закричали они. — Еще о нем расскажи! Выпей чего?нибудь и давай!
Андруш поставил рядом с собой кувшин с пивом, чтобы глотка не сохла, и пошел рассказывать про Пумпхута — как тот проучил хозяев в Баутцене и Зорау, Румбурге и Шлюкенау на радость и на пользу тамошним подмастерьям.
Крабат невольно подумал об их Мастере. А что было бы, если б спор зашел между Пумпхутом и Мастером?
Кто вышел бы победителем?
ВОРОНОЙ
После праздников взялись проверять, где что надо чинить, подновлять, ремонтировать. Балки и доски были заготовлены давно. Сташко, самого умелого и проворного, Мастер назначил старшим, Кито с Крабатом ему помогали. Они осмотрели всю мельницу снизу доверху: нет ли где пошатнувшихся ступенек, покосившихся стояков, прогнивших половиц, источенных жучком досок. Такие заменяли или укрепляли. Дощатая обшивка мельницы также нуждалась в ремонте, да еще надо было подправить плотину. Пришла пора заменить и старое мельничное колесо.
Сташко и его помощники все делали сами, умело орудуя тесаками, как и положено подмастерьям мельника. За пилу же брались неохотно, только в крайнем случае.
Крабат был рад, что так загружен работой, — это отвлекало его от мыслей о Певунье. И все же он часто думал о ней и даже начал бояться, как бы другие этого не заметили.
Лышко, кажется, и в самом деле что?то пронюхал — как?то спросил, что с ним происходит.
— Со мной? Ты про что?
— В последнее время ты не слышишь, когда с тобой заговорят. Я знал одного парня. У него были неприятности с девушкой. Так вот, по?моему, ты на него похож!
Крабат постарался ответить со всем спокойствием, на какое был способен:
— И я знал одного. Он утверждал, что слышит, как трава растет. А на самом деле это у него в башке шевелилась солома!