Да тут, добавляют, как раз вход в несусветье невдалеке имеется – в виде глубокой подземной пещеры. Только вот, плечами они пожимают, попасть туда простым людям нельзя, ибо лишь душа святая сможет к пещере той подобраться, а всех прочих незримая сила от входа отталкивает…
Сильно этой пещерой Куколока заинтересовался.
–Пошли, давай, братья! – воскликнул он требовательно, – Надо нам царевен спасать! Царь Дарилад нас за ними послал, так что не попытаться туда добраться мы не имеем никакого права.
Не хотели, ой не хотели Торан с Громаном туда подаваться, да вишь стыдно им стало: дурак, мол, смел и брав, а они хоть и умные, а вроде как труса празднуют…
Ладно. На следующее утро они туда и отправились. Проводили их горожане до заветного места и указали издалека на чёрную в горе дыру, а сами назад тут же повернули. Первым в том направлении Куколока недалёкий тронулся, за ним туповатый двинулся Торан, ну а последним и Громан трусоватый нехотя поплёлся. И вот идут они по тропе каменистой, идут, и тут чуют оба старших брата, что стала их какая-то сила прочь от дыры той отталкивать. С каждым их шагом противодействие вязкое возрастало, и вот – ни шагу уже не может ступить ни тот ни другой; будто бы против урагана они вперёд продирались…
Совсем скоро из сил братовья повыбились и, наконец, на землю мешками упали.
–Всё, притопали! – прохрипел, задыхаясь, Громан, – Иди сам, Куколока! Ты, выходит, у нас святоша – тебе туда и дорога, а мы тута тебя обождём, на той вон горке.
Что ж, делать нечего, помахал Куколока братьям отставшим рукою и к дыре той легко потопал. Никакого противодействия не ощущал он ну ни капли – легко туда шагал, чуть ли даже не напевая…
А вот и она – дыра. Круглая такая, тёмная и уходящая под землю спиралью кручёной. То, что это была именно спираль, дурачок догадался, пока во тьме кромешной вниз спускался. Долгонько так-то он там брёл, ажно ноженьки стали у него подгибаться от усталости ядрёной. И тут вдруг свет впереди показался, и дыра видимой сделалась. Обогнул Куколока изгиб очередной и вышел, наконец, на широкий простор.
Свет небелый освещал там всё тускло и неровно.
Огляделся удивлённый ходок, и вот что он увидал…
Прямо перед ним была равнина пустынная, холмистая такая и усыпанная тёмными камнями. Небо в выси было мрачное, исполосованное сплошь багровыми стёжками, по нему мчались тучи взвихрённые, и отсвечивали зловещие сполохи. Солнца на небе не было вовсе, но всё окружающее пространство светилось само собой. Ну а прямо перед Куколокой разверзлась бездонная пропасть, довольно узкая и подобная изогнутой ленте. Извиваясь, точно змея, концы этой ленты уходили за горизонт…
Самое же важное из увиденного было вот что: с этой стороны пропасти на сторону противоположную был перекинут шаткий-прешаткий мосток, сделанный из истлевших досок. Прямо же за мостиком стоял вплотную к пропасти невзрачный какой-то домик, скорее даже избушка, у которой заместо фундамента торчали… куриные ноги. Пригляделся Куколока получше и увидел, что избушка как бы надвое была разделена: левая её сторона была ветхою и невзрачною, а правая будто бы только что сделанною и изукрашенною очень умело.
«Хм, – подумал Куколока нерешительно, – делать тут нечего, надо через идти… Да ещё нужно исхитриться, чтобы вниз не свалиться…»
И тут он по лбу себя ударил. «Ба-а! – громко он воскликнул, – Да я же вроде дурнем быть перестал! Ишь как башка-то у меня ныне варит!..»
А и действительно, едва лишь лазутчик подземный из пещеры адовой вылез, так будто туман безумный из головы у него повыдуло. Почуял он в сознании своём ясность небывалую, коей отродясь у него досель не бывало…
И как такое диво получилось, удивляется Куколока? Да, странно…
Ну да тут он размышления эти оставил и, подойдя к мостку, ножку на доски поставил. Закачались досочки связанные, заскрипели, словно от глупой затеи отвадить его хотели. Да только душа у Куколоки была не робкая, ступил он на мостик и по нему пошёл.
И вот идёт наш ходок, настил ненадёжный под ним раскачивается, а тут он возьми да в пропасть разверзтую и глянь. А там видно-то не особо много, ибо края у пропасти не прямые были, а неровные. Дна за выступами и буграми совсем было не видать, только зарево некое временами внизу блистало, и чуялся оттуда немалый жар. И ещё звуки… Страшными они были, жуткими даже – ну будто бы сама земля от раны ужасной стонала…
И тут – тресь! – подломилась доска гнилая у Куколоки под ногою, и ушла нога по пах самый в открывшийся проём. Да только наш парень крепко держался за поручни верёвочные, и хоть испугался он немало, но ногу осторожно из дыры вытащил и далее, отдуваясь, зашагал.
Подошёл он к избе этой треклятой, а она же ему мешает, не даёт идти далее…
Почесал Куколока башку свою лохматую, да и говорит заклинание, слышанное им в сказках:
–Эй, избушка-избушка, стань как надо: ко мне передом, а не ко мне задом!
И ух ты – гляди-ка! – та к просьбе его безучастною не осталася и повернулася к Куколоке, как он ей и сказывал. Видит путешественник – в стенке две двери: одна, та что слева, покосившаяся и серая, а вторая, которая была справа, ровною оказалася да белою. Между дверями же колоколец висел серебряный, под самою, значит, застрехою, и верёвка к нему была приделана, очевидно – для гостей…