Испугались царевны нахальных этих хамов и, удручённые спасителя своего дурачеством, практически им не возражали. А и в самом-то деле – сперечь чего-нибудь в сей глухомани против воли братьев – того и гляди ещё придушат их, негодяи отъявленные…
Пошли они, наконец, в сторону дома родного и добрались вскорости до бывшего кошачьего города. И описать даже трудновато, до чего близнецы-князья им оказались рады! Закатили они пир да гулянье по поводу похода их удачного в бездну адову, и аж целых три дня такое веселье там бушевало, что не горюй мама!
Ну а вскоре настала им пора малость поудивляться…
Пригляделся Громан к городским зданиям и никак в толк-то не возьмёт: ну вроде тот самый это город – и как будто совсем другой… Домов новых было там много довольно, и гораздо больше народа, чем ранее. Что, думает он, тут за дела? Или я, может, тоже в дурака, как младший братан, начал превращаться?..
Спрашивает он князей-правителей: чё, мол, тут за дурильня? Как-то плохо-де я соображаю… А туда ли я вообще попал?
А те в ответ говорят: да ведь три года уже минуло, как вы к пещере адовой направились. Разве, спрашивают, не видишь, что постарели мы малость?.. Э-э, добавляют они, смеясь – вам переживать не надо, ибо вы молодыми осталися, за три дня-то шибко не состаришься…
Оказалось, что это было свойство зелёного тумана. Это он, туман, штуки колдовские со временем вытворял!
Поразился услышанному Громан и всё рассказал середнему их брату, а на Куколоку он слов тратить не пожелал: дураку-то всё одно, хоть три дня, а хоть три года, и для размышлений его ум не годен.
А вскоре заметил Громан ещё одну неприятность. Оказалось, что царевны старшие дико обоим князьям понравились. Каждому, к счастью, своя: одному Узора, а другому Дивзора. Оба прям не отводили от них взора, везде и всюду за ними таскались и ублажали красавиц сверх меры всякой.
Наконец, князья Куколоку спрашивают: дозволь, говорят, братень, попросить у тебя руки обеих царевен! Ну, а тот же дурак, и всё как есть им враз дозволяет. Женитесь, смеётся, князюшки, хоть на ком – мне-то чё, мне по барабану!
Это как же так, возмутились тут Торан с Громаном – нам же надо царевен к папане Дариладу доставить, какие ещё тут могут быть женихания! Э-э, отвечают им братья-князья – да нету-де на свете вашего Дарилада, помер он с год уже как назад, за женою своею на тот свет отправился, а у вас теперь боярская дума правит во главе с боярином Худеяром. Дочки царёвы, добавили они рассудительно, никому более там не надобны, потому как женщины наследницами престола не считаются, а сынка Дариладу Господь не дал…
Их ещё там, не дай бог, отравят, домыслили они свою фантазию…
Короче, ни за что они не соглашались царевен любезных от себя отпускать. И те моментально на это сделались согласными. Порыпался егозистый Громан ещё немного да и угомонился вскоре. И действительно – у князей ведь сила, а у них с Тораном лишь языки борзые; вернее, это у Громахи язык, а у Торши лишь мыканья да хмыканья по большей-то части. Нет уж, порешил догадливый Громан, уж лучше подобру-поздорову отселя нам отчалить, чем тебя попрут пендалями…
Собрались они, слишком не телепаясь, да дай бог ноги по дороге оттуда и дёрнули. Случилось это на четвёртый день поутру, когда после пира все спали ещё. Прихватили эти два долбня Куколоку чокнутого с собою, а также опекавшую его Миловзору – и ходу. Князья им дали повозочку конную, вот на ней-то они и тронулись…
И вот не дюже далеко они отъехали, как захотелось Громану сильно очень до ветру. Соскочил он с повозки – и в кусты за гору. Присел тама, с удовольствием оправляется и вдруг – торк! – мысль шальная в голову ему шибает. Чёрт, думает он ревниво, а зачем нам Куколока этот дебильный? Ну, в самом деле – зачем? Миловзорка эта, раскрасавица офигенная, буквально же к нему приклеилась. Мешает им дурак – ей-ей мешает. Надо срочно от Куолоки избавиться, решил твёрдо негодяй, а деваху эту к Худеяру доставить…
Ну, размечтался алчно Громан, полцарства не полцарства, а награду хоть какую-нибудь он нам даст…
Худеяра энтого Громан ранее знавал. При Дариладе тот особо не возвышался и в любимчиках у величества не хаживал. Мужиком боярин был не слишком старым, и в народе его не уважали за хитрость да за богачество, а ещё за то, что он был охоч до баб.
«Хм, – ухмыльнулся Громан, портки на зад натягивая, – Миловзорка Худеярке как пить дать понравится. Ага! Мне-то на неё наплевать…»
Отозвал он Торана в сторону и стал с ним шептаться. Так, мол, и так, говорит – то-то и то-то сделать нам будет надо. Погубить, в общем, ненужного дурака… Согласился со старшим братом середний брат, и они Куколоку до себя позвали, а когда он подбежал, повели его к обрыву за ближайшие скалы.
–Гляди, Куколока – вона цветы, – указал Громан брату на цветочки яркие, росшие на уступе на самом, – Сорви их давай и подари своей крале. Ох, она будет и рада! Ты дотянуться до цветов попытайся, а мы тебя подержим за ноги…
Согласился дурачок на этот обман, лёг он на пузо и начал в пропасть съезжать, пытаясь рукой до цветов дотянуться. А заговорщики за ноги его удерживали, каждый, значит за свою… И вот уже всего ничего Куколоке осталося, чтобы цветочки те сорвать, как вдруг братья коварные по Громановой команде отпустили его разом. Полетел бедный дурошлёп в пропасть глубокую, вскрикнув от ужаса только, а потом ударился он о крутой склон и замолк. Сознание, видать, потерял. И куда он далее подевался, братья не видали, очевидно, в провал каменный упал.