— Я тебе позвоню, — сказала она.
— Хорошо, — ответил он.
Они оба помолчали. Теперь бы самое время ей или ему сказать «я тебя люблю». Если бы оба они так чувствовали.
— Счастливо, — сказала она.
— Счастливо, — отозвался он.
В конторе как будто отмечали Хеллоуин. Кэт не помнила, чтобы когда-нибудь раньше там царила такая возбужденная атмосфера. Ведь прежде такого не случалось: психопат заявляет о своих намерениях и, судя по всему, твердо решил их осуществить. Прямо как в кино.
Эд был до последней крайности перепуган. Волосы у него на голове — вернее, то, что от них оставалось, — стояли дыбом.
— У нас тут жарко, — сказал он.
— В Бед-Стай что-нибудь обнаружили? — спросила Кэт.
— Не-а. Жаль, что это не я с ним разговаривал.
— Ну и что бы ты ему сказал?
— Я так думаю, ему не хватает отцовского внимания.
— Неужели?
— Не обижайся. Ты справилась по-своему великолепно.
— Да, по-своему.
— Я не имел в виду ничего дурного. Просто думаю, мужчина мог бы добиться от него большего. Это ведь всего лишь случайность, что его соединили с тобой.
— Хочешь сказать, женщина тут с тобой равняться не может?
— Тише, тише. Не надо строить из себя Анджелу Дэвис.[20]
Эд был из новой породы мужчин, уверенных, что если не скрываешь своих расистских и сексистских взглядов, если прямо о них заявляешь, то тебя это оправдывает, как минимум, наполовину. Что если расизм — вещь неизбежная, то лучше, мужественнее и благороднее честно в нем признаваться. По правде говоря, Кэт предпочла бы скрытность.
— И в мыслях не было, — сказала она.
— Плохой отец велит ему поступать плохо. Хороший отец с большей вероятностью сумеет убедить его вести себя хорошо. Материнская фигура для этого недостаточно авторитетна. Она лишь прибежище. Но она не может противостоять плохому отцу. Ее дело — утешить.
— От всей души надеюсь, что ты не прав. Даже не могу выразить, как сильно надеюсь.
— Я тоже на это надеюсь. И мы этого маленького поганца достанем.
В голосе Эда слышалась ледяная жестокость. Когда он бывал таким, у Кэт в голове раздавался щелчок вот настоящий убийца.
— Ага, — сказала она. — Мы его достанем.
В отсек вошел Пит, принес ей кружку черного кофе.
— Ты моя радость, — сказала Кэт.
— Мы всё там же, — сказал ей Пит.
— Такого не бывает.
— Ребята проверили зубные карты двух с лишним тысяч пропавших детей. Зубы, которые нашли на месте взрыва, не соответствуют ни одной.
— Досадно.
— Первый мальчишка прямо как будто из воздуха нарисовался.
— Или никому не известно, что он пропал.
— Или никому не известно, что он пропал. А может, никому нет до этого дела.
— Понимаю, понимаю. И все равно забавно.
— Согласна. Забавно.
Тут встрял Эд:
— Или кому-то не приходило в голову хоть раз сводить ребенка к зубному.
— Тоже вполне вероятно, — сказала Кэт. — Заметил, как он начинает теряться, когда волнуется?
— В каком смысле? — спросил Пит.
— Логики становится меньше. Начинает выдавать строчки из Уитмена. Или, как сам выражается, из дому.
— Ему все трудней и трудней подбирать слова, — предположил Эд.
— Возможно, — сказала Кэт. — Или наоборот — все легче и легче. Такое ощущение, что эти стихи — и есть его язык. То, что звучит у него в голове. Может быть, сказать «Я боюсь умереть» ему труднее, чем «Долговечен ли город огромный?».
— Ну это ты, по-моему, загнула, — сказал Эд.
Она хотела было снова сослаться на ощущение, но при Эде не могла. Потом он использует это против нее самой. Она — выпускница Колумбийского университета, прочитавшая больше книг, чем все мужчины отдела вместе взятые, которая пошла в полицию только потому, что не удалось заняться частной юридической практикой. Она чрезмерно агрессивна и недостаточно квалифицированна. И при этом полагается на ощущения.
Кэт сказала:
— Эд, это просто одно из предположений. По-моему, сейчас самое время перебрать все варианты, даже самые невероятные. Я не права?
Царственные манеры, четкая дикция школьной учительницы — тут явно неуместные. Но не факт, что все это сработает. По крайней мере, в большинстве случаев.
— Права, права, — сказал Эд. — Абсолютно с тобой согласен.
— Есть что-то странное в том, как у мальчика строятся ассоциации, — сказала она уже своим обычным тоном. — Он как будто запрограммирован. Как будто к нему по проводу поступают сигналы, он эти сигналы принимает, но не способен уловить заложенный в них смысл. Он как бы проводник чьих-то чужих желаний. Стихи что-то для него означают, но он не может сказать, что именно.
— Я думал, выйти на след будет проще, — сказал Пит. — Это ж дети.
— Они действуют по чьему-то наущению, — сказала Кэт.
— Не знаю, не знаю, — вставил Эд. — Никто пока не взял на себя ответственности.
Кэт сказала:
— Дети могут звонить нам именно потому, что он так хочет. Не исключено, что таким образом он и берет ответственность на себя.
Пит сказал:
— Попытался я вчера вечером почитать Уитмена. Если честно, сам черт ногу сломит.
— Сегодня я встречаюсь со специалисткой из Нью-йоркского университета.
— Хорошо.
— Что еще нам известно про Дика Харта? — спросила Кэт.
— Много чего, — ответил Пит. — Но ничего выдающегося. Никаких шашней с мальчиками. И даже с девочками никаких. Самая обыкновенная история. Учился на юридическом…