10.06.1991. 23 час.
Турбаза «Тушино-Центр»
— А здесь и был аэродром. До войны и немного после. А когда заключили Дрезденское соглашение и иметь авиацию стало нельзя, на месте аэродрома разбили парк.
Так и осталось.
— Очень неуютно без гор, — княжна приподнялась на локте. Подсознательно: чего-то не хватает, отсюда — постоянная тревога… Зато какие роскошные сумерки — этого мы лишены. Какие закаты!..
— А в Петербурге вы были?
— Да, но только зимой, к сожалению. Пойдемте еще в воду, там хорошо…
— Будет холоднее — не простыть бы вам.
— Никто не простывает на войне.
— Это правда. Пойдем купаться, старый, — я ткнул Командора пяткой в бок.
— Нет, я тут полежу, — сказал Командор. — Я, наверное, и правда старый…
— Я пойду, — из-под покрывала вылезла Валечка. Единственная из всех нас, она сохранила верность натуральному стилю. Мы с Командором, ренегаты, в присутствии гостьи со строгого нравами Востока облачились в плавки; на самой же гостье был черный глухой купальник с короткими рукавами и штанишками — в таком можно гулять по городу, и никто не оглянется. У лавочника выпали глаза, когда он понял, что эту реликвию мы действительно хотим взять и даже отдать за нее какие-то деньги. Так мы и поплыли, живая диаграмма прироста трикотажа на душу населения: слева голая Валечка, в центре я — в очень экономной, но уже одежде, справа княжна как символ грядущих достижений. Дно ушло из-под ног, но впереди, метрах в сорока, была песчаная отмель, где можно будет постоять и передохнуть: княжна плавала плохо, по-собачьи.
— Странно, — сказала она, — мы жили так близко от моря… два часа на машине… и так редко бывали там… три раза всего. Не понимаю, клянусь…
— Не надо разговаривать в воде, — сказал я. — Потеряете дыхание.
Валечке надоело плестись наравне с нами, она молча нырнула и через минуту вынырнула далеко впереди, прямо в лунной дорожке. Там уже шла отмель, и Валечка стала, приседая, выпрыгивать из воды — почти вся целиком.
— Вы все так… хорошо плаваете…
— У нас отличные реки. У нас океан. У нас столько озер.
— У нас море… в двух часах… Папе просто… не хотелось… не любил моря… и нам не давал…
— Давайте руку.
На короткий миг она потеряла контроль над собой: судорожно вцепилась мне в кисть. Но тут же расслабила пальцы и дальше держалась почти спокойно. — Расслабьтесь, Кето, расслабьтесь, — сказал я. — Не держите так высоко голову, не прогибайтесь так сильно, свободнее, свободнее… — я греб одной левой, и так, гребков в двадцать, мы добрались до Валечки. Почувствовав песок под ногами, княжна отпустила мою руку и приложила ладони к щекам.
— Я вдруг испугалась, — сказала она. — Я вдруг чего-то испугалась. Не боялась ничего, и вот, пожалуйста…
— Постоим, отдышимся, а потом обратно мы отвезем вас на буксире, сказал я.
— Нет, я поплыву сама… рядом, но сама… надо же учиться плавать. Я уже поняла, что неправильно делаю. И… вот… — она стояла по шею в воде, и я видел только ее лицо с виноватой улыбкой, но понял — она выбирается из своего костюма. — О-о, я и не знала… не знала вовсе… мы всегда так запираемся от природы, от Бога… это же — как лететь, лететь самому…
Валечка скользнула к ней и за руку потянула ее от глубины, на мелководье, а я лег на спину, раскинув руки крестом, и поплыл по течению, чуть шевеля ногами, и позади остались две девы в лунном свете, а слева висела сама госпожа луна, голубоватая, как свежий снег, а справа проступали крупные и мелкие звезды, и под всем этим великолепием плыл я, раскинув руки, и уже не плыл, а висел, висел без опоры — это было упоительно.
Не знаю, сколько времени я провисел так. Наверное, долго, потому что отнесло меня довольно далеко. Я возвращался тихим брассом, глядя вперед, потому что там было на что посмотреть: Валечка и Кето, взявшись за руки, взмывали над водой, как молодые дельфины, и плюхались обратно, поднимая фонтаны серебряных искр. Девочки, сказал я, наконец, выныривая позади них и приобнимая обеих за плечи, нам пора. Командор стоял на берегу и махал рукой. Не хочу уходить, сказала княжна, просто не хочу… Ее колотила легкая дрожь. Еще пять минут. Еще пять, согласился я. Но из веселья уже вышел пар, мы попрыгали, побрызгались и поныряли — без былого восторга — потом шагнули на глубину и поплыли.
— Никогда не думала, что может… быть такое наслаждение… — сказала княжна. — Наверное, когда всегда так… это не так остро… а когда первый раз… и последний… очень остро… очень сильно… спасибо…
На берегу княжна с Валечкой забрались под одно покрывало и вздрагивали там, согреваясь. Вода была куда теплее воздуха. Я насухо протер себя полотенцем и натянул футболку.
— Панин идет, — сказал Командор.
Вдали, действительно, кто-то шуршал по песку.
— Нюхом учуял? — не поверил я.
— Говорю — Панин…
Это действительно оказался Панин.
— Вот вы где, — сказал он, подходя. — А я ищу на обычном месте.
Обычным было место на траверзе затопленного контейнера со снаряжением. Мы ушли оттуда на случай, если Панину понадобится что-нибудь спрятать или взять. Не понадобилось: Панин был сух.