Каждому показалось, что в него. В лицо.
Но нет: подобно ловчим соколам на охоте, плавно обогнув трон, метательные диски с лету полоснули по цепям тигров. На ладонь от колец, вмурованных в стену. Трое престарелых брахманов-советников переглянулись со значением: еще когда юноша только доставал оружие, мудрецы сразу принялись шептать охранные мантры, встав треугольником вокруг царя Шантану, и поэтому видели невидимое. От внутреннего взора не укрылась вспышка лазурного пламени в момент соприкосновения металла с металлом, как не укрылся от мудрецов и шепот побелевших губ наследника.
Чей ученик, говорите? А-а-а… ясно.
Тигров словно подбросило. Обрывки цепей зазвенели хрустальными колокольчиками, гневный рык прокатился по залу, гуляя меж колоннами, от подножий до резных капителей, — но бросаться на людей освобожденные звери не стали. Родившись в зверинце, они привыкли сидеть или лежать по обе стороны трона, со скукой разглядывая двуногих и твердо зная: вот сейчас закончатся все эти глупости — и слуги уведут их обратно, в зарешеченное логово, где пахнет сладостно и остро, после чего вкусно накормят.
Чего еще желать, даже если ты тигр? Впрочем, добавим: «Если ты тигр, чьи пять поколений предков рождались и умирали в зверинце!»
Они просто улеглись поудобнее на второй от подножия трона ступени — раздраженно урча, головами друг к другу.
— Иди и садись, — тихо сказал Гангея, пряча чехол с чакрами обратно за пазуху.
Щеголь прекрасно понимал, к кому обращены эти слова. Трусом он, к его чести, не был. Равно как и безумцем. Потому что пятижды пять поколений его предков честно исполняли свой долг кшатрия, но рождались они все-таки на мягком ложе, в окружении толпы повитух и мамок, да и умирали чаще всего на том же ложе, разве что повитух заменяли рыдающие дети и внуки.
Чего еще желать, даже если ты тигр? Впрочем, добавим: «Если ты тигр, чьи пять поколений предков рождались и умирали в зверинце!»
Они просто улеглись поудобнее на второй от подножия трона ступени — раздраженно урча, головами друг к другу.
— Иди и садись, — тихо сказал Гангея, пряча чехол с чакрами обратно за пазуху.
Щеголь прекрасно понимал, к кому обращены эти слова. Трусом он, к его чести, не был. Равно как и безумцем. Потому что пятижды пять поколений его предков честно исполняли свой долг кшатрия, но рождались они все-таки на мягком ложе, в окружении толпы повитух и мамок, да и умирали чаще всего на том же ложе, разве что повитух заменяли рыдающие дети и внуки. И учителя их не сражались в одиночку против всех.
Хорошо представляя себя на троне, щеголь плохо представлял себя в желудке у тигра. А то, что желудок принадлежал зверю редкому, можно сказать, символу удачи, сути не меняло.
Гангея подождал еще немного, потом поднялся по ступеням, перешагнул через хищников и сел на трон Лунной династии.
Правый тигр лениво приподнял морду и лизнул ногу юноши длинным шершавым языком. Сейчас, сейчас этот двуногий возьмется за цепь и отведет его домой, где окровавленная туша антилопы ждет не дождется, когда ее начнут есть…
Тигру хотелось спать. Спать сытым.
* * *
Скоро, очень скоро запишет писец-брахмачарин на пальмовых листьях, высунув от усердия язык и свернув его трубочкой:
«А Шантану-Миротворец, тот Владыка земли, наделенный безмерной отвагой, блаженствуя вместе с сыном, провел так четыре года. И, склонные к щедрости и священным обрядам, опытные в законе, преданные обетам и полные любви друг к другу, люди преуспевали тогда…»
До Великой Битвы оставался век.
И еще почти десятилетие.
3
…Годовалая мартышка выбралась из темного закутка, где перед тем успешно трудилась над медовой лепешкой и дюжиной фиников. Прошмыгнула между ног дружинника, скорчила озабоченную гримасу и рассыпала на полу башни горсть крошек вперемешку с липкими косточками. Дескать, угощайтесь! Милосердие и сострадание к ближнему дарует райские миры и благополучие! Ну что же вы?! Ведь от чистого сердца…
Увы, оба воина почему-то не спешили слизывать крошки с каменного пола, а Гангея — тот и вовсе неотрывно глядел вдаль.
Мартышка обиделась, меховым комочком вспрыгнула на парапет, прошлась вперевалочку по зубчатому краю, свесив хвост в бездну… И мигом оказалась на плече у наследника престола.
Полгода назад, по оплошности сторожа, в царском зверинце случился переполох. Детеныш удава-козоеда обнаружил щель в перегородке, воспользовался моментом — и оказался в павильоне обезьяньего молодняка. Почти сразу в удавчике взыграли ползучие инстинкты его рода, он трижды обвил совсем еще молоденькую мартышку и занялся привычным делом. Дико визжа, обезьянка умудрилась выцарапать мучителю глаза, затем вцепилась ему в шею, слабея, ловя воздух губастым ртом, но упрямо не разжимая хватки — и тут подоспел сторож.
Все это произошло на глазах Гангеи, который со свитой зашел в зверинец осведомиться: не разрешилась ли от бремени слониха по прозвищу Красотка?
— Не жильцы, — заметил двоюродный брат Гангеи, тот самый щеголь, что сперва отказывался пускать лесное чучело на трон, а после проникся к безвестному родичу глубоким уважением.
Поправил на голове хризолитовую диадему и подытожил, кривя тонкий рот: