Кеннет оказался прав. Если бы дело было только в мести убийце Рэндалла Баккара, здесь, на этом месте Аранта бы уже выдохлась.
Худоба здесь прощалась, похоже, только трубочистам. Для прочих же она являлась синонимом неустойчивости нрава и бизнеса, то есть признаком человека, которому не стоит доверять.
Кеннет оказался прав. Если бы дело было только в мести убийце Рэндалла Баккара, здесь, на этом месте Аранта бы уже выдохлась. Погонщик в черном больше не имел над нею власти. Убить еще одного человека, чтобы отомстить за уже мертвого… Какой, в сущности, смысл, если бы убийца больше ничем не угрожал? К несчастью, это было не так.
От Грандиозы отделались легко: дали ей немножко денег и пустили погулять на рынок, справедливо полагая, что увидят ее нескоро. Кеннет отправился добывать новости старым испытанным путем: пить пиво в нижнем зале. Аранта, предоставленная самой себе, осталась лежать в комнате, блаженно закинув руки за голову. Это было справедливо: во?первых, Кеннет задолжал ей несколько бессонных ночей, а во?вторых, она все равно не умела завязывать с незнакомыми людьми непринужденную беседу. Так и провалялась, подремывая, на грани сна и яви, до самых синих сумеречных теней.
Кеннет явился первым, взбешенный в той степени, что всегда забавляла Аранту.
— Мор?рды, — рычал он, сдерживаясь, впрочем, дабы не быть услышанным этими самыми «мордами». — Они способны говорить только о деньгах! Зато уж если заговорят о деньгах — пиши пропало. Только о них они и будут говорить, и никто их с пути не свернет. Першероны!
Оказалось, чтобы завязать знакомство, Кеннет сказал, что отец его разводит в Камбри племенных лошадей — чистая правда! Что он, как старший сын и наследник, прислан сюда с целью выяснения конъюнктуры рынка и возможностей сбыта. На что бюргеры явили живой интерес: как же — бизнес! И в головы их немедленно запала совершенно справедливая мысль о том, что этот парень должен бы в лошадях разбираться.
И все!
Остаток дня Кеннет провел на лошадиной ярмарке в качестве бесплатного консультанта, разоблачая цыганские проделки, чем, без сомнения, восстановил против себя всех лошадиных барышников в округе. И, как оказалось, совершенно задаром. Он позволил таскать себя от кобылы к мерину, смотрел им в зубы и пересчитывал ребра единственно, чтобы иметь возможность непринужденно поговорить обо всем на свете. И что же? Они не интересовались политикой! Единственное, что заботило их из высших сфер, так это размер чинша, который полагалось уплачивать с суммы дохода. Сплетни из жизни высшего руководства не занимали «першеронов» нисколько: они и не знали, кто ими сейчас управляет. Тем более что со времен секвестра Баккара Марка управлялась коллегией выборных чиновников, «достойнейших», кои вели себя так, словно личной жизни у них не было вовсе. Немудрено было и перепутать их между собой.
— И боже мой, сколько в них входит пива!
Кеннет пиво любил, но на почве его потребления никакими особенными подвигами не отличался. А расплачивались с ним исключительно пивом, которое «не выливать же наземь, в самом деле».
— Если я и впрямь вздумаю продавать тут лошадей, — заметил Кеннет пессимистично, — меня прирежут в первую же неделю. Чтобы бизнес не губил.
И следующие полчаса он рассказывал Аранте, как лошадям чистят зубы мелом, чтобы казались моложе, надувают их кузнечными мехами, чтобы казались упитаннее, и поят пивом, чтобы глядели веселее. Аранта смеялась от души, особенно когда возлюбленный присовокупил, что Грандиоза, поди, всеми этими уловками омоложения уже овладела.
Легка на помине, девушка явилась в гостиницу принаряженная. Стриженую головку прикрыл полотняный чепчик с полоской кружева по краю, синее платье оттенила белоснежная шемизетка (в подворотне, что ли, переодевалась?) с пряжкой?заколкой на груди, на кисти руки болталась новенькая, вышитая бисером сумочка. Все дешевенькое, потому что Анелька, вероятно, поставлена была перед выбором: купить одну вещичку подороже, или несколько, но из разряда «девкина радость».
Все дешевенькое, потому что Анелька, вероятно, поставлена была перед выбором: купить одну вещичку подороже, или несколько, но из разряда «девкина радость». От нее пахло молоком, конфетами и душистой кельнской водой. Видимо, доставила себе все возможные удовольствия. И там, в сумочке, наверняка притаилась баночка с помадой. В любом случае настроение у нее явно улучшилось, и глазки так и блестели. Аранта даже ощутила нечто вроде укола совести: ведь у Грандиозы, единственной из них, не было до сих пор ничего своего. Давно следовало поощрить ее какой?нибудь собственностью.
Заблестели глаза и у прочих членов экспедиции, когда выяснилось, насколько Анелька была для них небесполезна. Пока Кеннет топтался посередь лошадиного рынка, она прошлась по белошвейкам и галантерейным лавкам — «слава Заступнице, наконец большой город!», приобретя товара на бону, информации принесла на пригоршню королевских рад.
Здесь, оказывается, помнили и короля Гайберна Брогау, и всех его сыновей, а одна мистрис даже утверждала, что шила сорочки к свадьбе его дочери. В чем Анелька не слишком и усомнилась: местное полотно ценилось выше того, что ткали в средней полосе. В том и была разница меж почтенными горожанами и их женами, что первые предпочитали вести беседу в пределах своего коммерческого интереса, а вторые готовы были поделиться сведениями решительно обо всем. Тем более сейчас, когда птенцы их скалистого гнезда так резко вздорожали в цене.