— Лучше новый купить, — наконец выговорила она.
— Вот еще, хоть всю зиму будем мерзнуть, а новый не купим, — возразила Мими. — Отдать пятнадцать левов, когда за три можно спираль поменять…
«Пятнадцать… с Васко в ресторане и больше пропиваете», — подумала Виолетта, но вслух ничего не сказала.
Как бы в ответ раздался звонок в дверь. Пришла контролерша из энергосбыта. В руках она держала счета.
— Восемь левов тридцать две стотинки, — объявила она с порога.
— Почему так много? — спросила Мими, открывавшая ей дверь.
— Вам лучше знать, — сухо ответила контролерша.
— Фиалочка, посмотри в сумке, хватит ли нам, — крикнула Мими, хотя прекрасно знала, сколько у них осталось денег.
— Всего два лева…
— У нас всего два лева, — сообщила Мими контролерше.
— Тогда я отключаю свет.
— Ну зачем отключать… Мы завтра же заплатим…
— Хорошо, а не заплатите, я вывинчу пробки, так и знайте. Учтите, я к вам второй раз прихожу.
— Вот зануда, — возмущалась Мими, выпроводив ее. — Подумаешь, второй раз она приходит. Других дел у нас нет, как дома сидеть — контролеров ждать.
Она взглянула на часы и заявила:
— Ладно, пошли. Успеем еще забежать в «Алый мак».
— Давай лучше уберемся.
— Не хочется. После уберемся. Мне бы сейчас чашку кофе… да настоящего.
Виолетта покорно встала и сняла с вешалки темно?синее пальто, старое пальтишко, еще со времен ее последнего повышения. Одеваясь, она невольно отмечала, какой беспорядок у них в комнате — остатки вчерашнего ужина на столе, разбросанная одежда, неубранные постели. Белье тоже уже пора менять, и эту посекшуюся от стирки наволочку с большим желтым пятном слева. Ведь убираться Мими, как всегда, предоставит тебе.
* * *
В «Алом маке» — новом кафе возле недавно построенной гостиницы — два столика были заняты артистами их театра, с которыми Мими поддерживала только официальные отношения.
Зато за третьим сидела, скучая над уже пустой чашкой, Таня.
— Девицы опять проспали, — установила она, когда подруги уселись против нее.
Вместо ответа Мими подняла руку с двумя вытянутыми пальцами — знак победы, в данном случае означавший весьма прозаический заказ: «два кофе».
— Какая ты сегодня мрачная, — заметила Таня.
— Вот ты меня и развеселишь.
— Не представляешь даже, как ты угадала. Вчера нашей Ольге не повезло — подвернула ногу.
— Ну, ей подножку никто не подставлял, — буркнула Мими. — Сама виновата.
— Недели на две вышла из строя, — уточнила Таня.
— Ладно, слыхали. Цветочки прикажешь ей носить? Ольга была прима?балериной их театра, и Мими терпеть ее не могла.
— Ох, и туго до тебя сегодня доходит, — вздохнула Таня. — Неужели не понимаешь, что тебе роль дадут!
— Как же — дадут! Скорее спектакль отменят.
— Не могут они его отменить.
Официантка принесла кофе, забрала мелочь, которую Мими заранее положила на стол, и удалилась.
— Не могут они его отменить, — повторила Таня. — Во?первых, все билеты проданы, а во?вторых, из Софии приезжает начальство с какой?то иностранной делегацией.
— Это уж не моя забота, — беспечно заметила Мими, закуривая сигарету.
— Что у тебя, шарики за ролики зашли? — крикнула Таня. — Ведь ты же наконец станцуешь Одетту?Одиллию!
Мими шумно отпила кофе, потом глубоко затянулась сигаретой, сложила пухлые губы трубочкой, словно для поцелуя, и медленно выпустила дым изо рта.
— Дело большое. Когда я мечтала об этой партии, мне ее не давали. А теперь дадут мне ее или нет — какая разница.
— Ладно, не прикидывайся. Не радоваться, что получишь такую партию… Может, скажешь «не надо» или «отдайте ее Маргаритке».
Под Маргариткой подразумевалась Виолетта. Мими окрестила ее Фиалочкой под тем предлогом, что, мол, не следует злоупотреблять иностранными словами, а Таня — Маргариткой, чтобы не звать Фиалочкой.
— Вот именно, — кивнула Мими. — Если они вообще надумают дать мне эту роль, я ее Фиалочке уступлю. Она хоть обрадуется. Ведь какое у нас призвание — приносить радость.
— Да тебя никто и спрашивать не станет, — сказала Таня.
Конечно, никто ее не спросит. Не Мими распределяет роли, даже если допустить, что она готова отдать тебе Одетту — Одиллию, хотя и за это нельзя поручиться. Мими уже давно получила эту роль во втором составе, а Виолетта — в третьем, но это было только на бумаге. Ольга не позволяла никому, кроме нее, появиться на сцене в этой роли и, как назло, ни разу не болела, так что до второго состава очередь так и не дошла, не говоря уж о третьем.
Да, не Мими распределяла роли, и большой еще вопрос, получит ли сама Мими эту роль. И все?таки по дороге в театр Виолетта не могла отделаться от мысли об Одетте — Одиллии. А когда какая?нибудь идея, даже дурацкая, засядет у тебя в голове… Правда, три сезона назад эта мысль не казалась ей такой уж дурацкой, и она упорно репетировала роль, но тогда было другое время, тогда было время великих надежд.
Они прошли через служебный вход мимо вахтера, который с кем?то говорил по телефону и даже не взглянул на них, и по стертым ступеням неприглядной лестницы поднялись на второй этаж.
Храм Терпсихоры. Эта неуютность коридоров и артистических уборных, этот застоявшийся запах табачного дыма, пота и косметики, этот тяжелый закулисный запах. Блестящая мантия театра, вывернутая наизнанку. Дешевая и потертая подкладка, кое?где заштопанная, как старое трико Виолетты.
Блестящая мантия театра, вывернутая наизнанку. Дешевая и потертая подкладка, кое?где заштопанная, как старое трико Виолетты. Серые, как в казарме, стены, грязный скрипучий пол, красные огнетушители, несколько танцовщиков в уголке, отведенном для курения, а точнее — возле плевательницы в конце коридора.
В артистической было тепло. Ровно настолько, чтобы не стучать зубами. Несколько девушек готовились к экзерсису. Виолетта заняла свое место, задумчиво глядя прямо перед собой. «Перед собой» — это зеркало и ее лицо в нем. Бледное лицо, на котором большие серые глаза кажутся еще больше. Когда ты так бледна и худа, люди говорят, что ты изящна. Те из них, кому ты симпатична. Другие находят, что ты страшна как смерть.