Обратим внимание на стереотип мышления ее автора: он пытается представить дело таким образом, будто наша работа выполнялась по заказу чуть ли не спецслужб Запада. Кстати, какая разница, на чьи средства делается научное открытие: главное, оно сделано, а значит, окажет свое влияние на жизнь общества. Всего в XX веке о К.Э. Циолковском было опубликовано свыше 800 работ, и все они оказались избыточными после публикации в журнале «Инженер», №11, 1999 г. нашей небольшой статьи «Блеск и нищета К.Э. Циолковского».
Кстати, о влиянии… Автору этих строк неоднократно писали и говорили о том, что эта наша работа – непатриотична. «Ты разрушаешь святыню России», – говорили одни. «Ты ущемляешь чувство национальной гордости россиян», – продолжали другие. Один увлекшийся профессор заявил, что я вообще агент Б.А. Березовского (видимо, всех новых русских). На мой недоуменный вопрос о том, почему он так думает – ведь я даже с ним не знаком, ответ был таким: «Ну, как же… Б.А. Березовский ограбил Россию экономически, а ты отнимаешь последнее, что у нее осталось: ее духовное и культурное наследие.»
Надо сказать, что это не отдельные высказывания: так думают все или почти все. Политика по-прежнему идет у нас впереди науки. Впрочем, все это эмоции, проецирующиеся от традиционной методологической слабости историков техники, непонимания ими целей и задач своей области познания. История техники, как наука, призвана следить за процессами развития техники, в том числе – что особенно важно – за их негативной компонентой, от своевременной фиксации которой может порой зависеть судьба человечества. Результаты историко-технических исследований, в прямой или косвенной форме, располагаются в основании всей общественной науки, и их неточности, всевозможные деформации закономерно проецируются и на последнюю. Представим себе, что в советские годы историкам было бы дозволено написать объективную историю техники в СССР. Разве могли бы на ее фоне развиваться «научный коммунизм» или «теория развитого социализма»? Видимо нет.
С первых дней советской власти перед этой наукой была поставлена задача о доказательстве неизбежности перехода от капитализма к социализму, о преимуществах социалистического пути развития. Однако наука, ориентированная на заранее заданный ответ, теряет свои познавательные потенции и превращается в лженауку. Существовавший параллакс между объективной реальностью и ее отражением историей техники как раз и представляется мерилом степени лженаучности этой науки, служившей в прошлые годы идеологическим оружием ЦК КПСС.
За каждой исторической деформацией стоят организации и (или) отдельные лица, которым она экономически выгодна. Если бы правда о К.Э. Циолковском была бы известна в свое время, разве построили бы в Калуге музей истории космонавтики его имени? Наверное, его была бы целесообразнее построить в Москве, где посещаемость выше, а убытки от него меньше.
Словом, следует оставить «ненужные споры», и не нужно здесь никакой патетики, громких вопросов типа: «Кто разрешим? Как посмел?» Ни к чему здесь и лукавое глубокомыслие, и упражнения в хлесткой семантике, и апелляция к громким именам и высоким инстанциям. Все просто как в раю: нужно сделать состоятельные замечания, затрагивающие основы нашей работы. Удастся это – К.Э. Циолковский останется на прежнем месте ни историческом троне. Нет – следует поискать ему место в ряду писателей-фантастов.
К.Э. Циолковский оказал исторической науке одну неоценимую услугу. Анализ его творчества навел нас на мысль проверить правильность представлений и о других исторических героях. Результаты оказались неожиданными. Почти сто лет крупнейшие ученые мира вели спор о том, кому принадлежит приоритет в изобретении радио: россиянину А.С. Попову или итальянцу Г. Маркони. Наше исследование показало, что ни тот, ни другой вообще не были его изобретателями. Они лишь улучшили то, что уже было изобретено до них. А вот И.И. Ползунов в принципе не был изобретателем. Он попытался воспроизвести пароатмосферную машину в рамках идей, давно известных на Западе. Однако рано оборвавшаяся жизнь, отсутствие необходимых материалов, технологий и практического опыта не позволили ему создать вполне работоспособный образец: машина работала плохо, с частыми авариями и вскоре окончательно вышла из строя. Об этих героях мы опубликовали статьи в журнале «Инженер» (№ 12, 1999 г. и № 2, 2000 г.). Далее оказалось, что М.В. Ломоносов не сделал ни одного научного открытия из тех, что приписывают ему школьные учебники. В этом смысле он был неудачником в науке, хотя как чиновник сделал много для развития образования в России.
Не повезло в науке и В.И. Вернадскому, который почти 50 лет, с 1891 по 1937 год., пытался выяснить структуру силикатов, но оказался на ложном направлении научного познания и так и не решил эту задачу. Нередко его цитируют в связи с его работами по развитию идеи «ноосферы». Однако она ему не принадлежит. Ее авторами были французы: палеонтолог и христианский эволюционист Пьер Тейяр де Шарден и математик Эдуард Леруа. Им же принадлежит и сам этот термин «ноосфера». Именно их идею (со ссылкой на них) и развивал В.И. Вернадский, но развивать уже высказанную другими идею и родить собственную идею – большая разница. Философы-тейяристы считают В.И. Вернадского лишь скромным последователем и чуть ли не эпигоном Тейяра. Вряд ли следует поднимать его значение до научных вершин, как это делают некоторые исследователи. Проверки показали, что деформации коснулись представлений о творчестве и других исторических героев, чьи имена известны из школьных учебников. Причины этого уходят корнями в середину 40-х годов, когда по прямому указанию И. Сталина о решительной борьбе «с раболепием и низкопоклонством перед заграницей» началась тотальная фальсификация истории техники.