Но если этот путь ведет к сложному объяснению, то он, по представлениям К.Э. Циолковского, несостоятелен, а значит, нужно идти по другому, более простому пути.
И он писал: «Следовательно, элементы эти – равные материальные точки, не могущие встретиться…» [с. 7].
Вот логика его суждений, введенная в канву исследований.
Объяснив как появились Солнца и планеты, а также жизнь, он вдруг делает отступление и заявляет:
«Причину всего называем Творцом, Богом. То что происходит, развивается – ход этого развития – зависит от начальной причины, вне природы находящейся … Слова: природа творит – тоже означает, что и Бог творит» [с. 5].
Дальше опять переходит к изложению научных положений:
Он считал, что «…безгранично время, пространство и вещество» [с. 6]. Но почему он так думает?
А потому, что «Наибольшая простота и естественность заключается в этих словах» [с. 6]. Если бы не было этой простоты, он считал бы иную точку зрения простой и утверждал бы, что эти феномены ограничены, конечны. Заметим, что он вообще не задумывается над вопросом о степени корреляции его собственных представлений о простоте и сложности с представлениями об этом других людей, считающих понятие бесконечности безумно сложным для восприятия. Для него самодостаточно его личное мнение, которое, правда, может стихийно меняться буквально через абзац или страницу при изменении «исследовательской ситуации». Последние слова мы взяли в кавычки, поскольку никакого исследования в его работах нет, скорее это фантазии на космические темы.
Итак, считая что его «элементы», заполняющие космос, представляют из себя равные материальные точки (без формы и объема), он считает, что когда-то эти точки были неподвижны. «Этот момент примем за бесконечно (К.Э.1Д.) удаленное начало мира» [с. 7]. Но как же тогда быть со вторым законом термодинамики, с идеей тепловой смерти, которую он сам столь активно критиковал.
Далее. Эти точки со временем начинают двигаться «под влиянием свойственной атомам … связи…» [с. 7].
Опять его объекты «исследования» ведут себя как нравится самому исследователю. В самом деле, надо бы как-то объяснить, почему эти атомы сначала были неподвижны, а потом задвигались. В чем тут причина, откуда они взяли энергию, что их привело в движение?
Из-за сближения точек (трудно понять: он оперирует понятием то точки, то неделимого атома – Г.С.), которые столкнуться между собой не могут, образуются их прочные соединения типа двойной звезды или Земли с Луной.
Одновременно происходит и разложение таких групп, но соединений пока больше, потому что разлагаться еще нечему. Когда соединений образуется достаточно, то должно наступить равновесие, т.е. число соединений будет равно числу разложений [с. 7].
Опять не понятно, откуда взялись представления о разложении образовавшихся групп, под влиянием каких сил они происходят. Далее идет изложение теории Ньютона-Лапласа о роли гравитации в появлении звезд и планет.
В принципе на этом можно было бы и ограничить рассмотрение астрономических работ К.Э. Циолковского, если бы это не вызывало бы у читателей законного подозрения о том, что из-за одной – двух неточностей, мы хотим негативно оценить все остальные его работы, из которых хотя бы одна может оказаться гениальной. Однако иллюзий здесь быть не должно – все его усилия в астрономии оказались несостоятельными.
В 1925 году К.Э. Циолковский закончил начатую тему. В работе «Образование солнечных систем» он отметил, что примерно десять лет назад, он писал статью «…с точки зрения Лапласа, но встретил затруднения» [с. 48].
Вообще, он был человеком чрезвычайно эмоциональным и в постреволюционный период в своих работах много внимания уделял описанию личных творческих переживаний, затрачивая на него объемы, которые можно было бы посвятить историческим обзорам с тем, чтобы читателям было понятно, где граница известного и неизвестного, какую задачу решал сам К.Э. Циолковский.
Он писал: «Мне казалось, что я скоро с ним (с вопросом – Г.С.) покончу, но конец не приходил, и я все более и более погружался в противоречия. Все утра, все свои силы я посвящал солнечной системе. Многократно проверял все сначала, работал до полного одурения, до невменяемого состояния, много раз бросал, опять принимался и только в конце 1925 г. пришел к определенным, хотя и приблизительным, выводам» [с. 48].
Чисто по человечески следует посочувствовать К.Э. Циолковскому, который, приложил столь большие душевные силы и ничего не получил.
Впрочем, рассмотрим эту его работу. Заканчивается она словами: «Конечно, это субъективно, но человек иначе и мыслить не может» [с. 63].
Этой своей фразой он поставил совершенно естественный для себя знак тождества между своим бытовым мышлением и научным анализом. Академик А.Е. Ферсман, заметив эту особенность в работах К.Э. Циолковского, писал, что: «Он пытается без какого-либо сложного научного построения простыми логическими умозаключениями подойти к решению многих научных проблем, и эти мысли им выражены в… его фразе: