— Каким образом вы связались?
— Я дал ему номер телефона в отеле Гроссвенор, откуда я и звоню. Как только представится случай, он позвонит мне, и я поеду к нему.
— Питер, вы будете действовать аккуратно, не так ли?
— Комар носа не подточит. Я полагаю, что она потеряла голову. Она неслась, как борзая.
Смайли положил трубку. Он опять взял «Таймс» и принялся изучать театральную колонку. Он оказался прав. Он не мог ошибиться.
Утро прошло мучительно медленно. Время от времени Смайли, засунув руки в карманы, располагался у окна и рассматривал девчонок со стройными ногами, прогуливающихся со своими молодыми людьми, одетыми в бледно?голубые свитера, или же наблюдал за рабочими дорожной службы, которые суетились у домов, ожидая, пока наступит время пойти выпить первую субботнюю кружку пива. Наконец (ему показалось, что прошла вечность) он услышал звонок в дверь. Вошли Мендель и Гиллэм, голодные и улыбающиеся.
— Она на крючке! — сказал Гиллэм. — Мендель сейчас вам все расскажет… Он сделал почти всю грязную работу. Я пришел, когда почти все уже было сделано.
Мендель пунктуально и ясно ввел Смайли в курс дела, глядя прямо перед собой, наклонив голову.
— Она села в поезд, отправляющийся в 9.52 и прибывающий на вокзал Виктория. В поезде я следил за ней издалека, когда она выходила. Она взяла такси до Хаммерсмит.
— Такси! — прервал Смайли. — Она, должно быть, сошла с ума!
— Она сдрейфила. Во всяком случае, она шла очень быстро для женщины, чуть ли не бежала по бульвару. Выйдя на Бродвее, она направилась к театру Шерридан. Она хотела открыть двери кассы предварительной продажи билетов, но они были заперты. Поколебавшись мгновение, она пошла назад и зашла в бистро в сотне метров. Она взяла кофе и сразу же расплатилась. Спустя сорок минут она вернулась в Шерридан. Касса была открыта. Я встал в очередь за ней. Она купила два билета в середине зала на следующий четверг, ряд Т, места 27?28. Выходя из театра, она положила один из билетов в конверт, который потом запечатала и отправила. Я не смог прочесть адрес, но там была марка за шесть пенсов.
Смайли сидел неподвижно.
— Я думаю, придет ли он? — сказал Смайли.
— Я нашел Менделя в Шерридан, — начал свой рассказ Гиллэм. — Когда он увидел, что миссис Феннан зашла в кафе, он позвонил мне, а сам последовал за ней.
— Я тоже хотел выпить кофе, — сказал Мендель. — Гиллэм присоединился ко мне. Я оставил его в очереди перед театром, поэтому он вышел из бистро немного позже. Все прошло без сучка, без задоринки. Я уверен, она боялась. Но она ничего не заподозрила.
— Что она потом делала? — спросил Смайли.
— Она вернулась на вокзал. Мы ее там и оставили.
После небольшой паузы Мендель спросил:
— А что сейчас будем делать?
Смайли, моргнув глазами, серьезно посмотрел на посеревшее лицо Менделя.
— Мы должны купить билеты на четверг в Шерридан.
Они ушли, и он вновь остался один. Он еще не успел разобрать обильную корреспонденцию, собравшуюся за время его отсутствия. Циркуляры, перечни, счета, проспекты, несколько личных писем все еще лежали грудой на столике в прихожей. Смайли перенес все в гостиную и первым делом начал просматривать письма. Одно письмо было от Мастона, которое он прочел с чувством некоторого смущения.
«Дорогой Джордж!
Я был глубоко опечален, узнав от Гиллэма, что с вами произошел несчастный случай, и надеюсь, что сейчас вы уже полностью оправились. Может быть, вы помните, что сгоряча послали мне письмо об отставке, и, конечно же, я не воспринял его всерьез. Случается, что, как только мы становимся жертвами обстоятельств, мы теряем чувство меры и здравый смысл. Но мы, старая гвардия, не собираемся складывать оружие. Надеюсь, что вы будете нас иногда навещать, и мы по?прежнему будем считать вас преданным работником.»
Смайли отложил письмо и взял следующее. Сначала он не узнал почерк; он внимательно смотрел на швейцарскую марку и изящный конверт с названием гостиницы. Вдруг он почувствовал отвращение; все поплыло у него перед глазами, и он едва не порвал конверт.
Чего она от него хочет? Если денег, то она может забрать все. Это его деньги, и он может их тратить по своему усмотрению. Если захочет растратить их на Энн — он это сделает. Ему больше нечего ей дать, остальное она уже забрала. Она отняла у него мужество, любовь, сострадание и с легким сердцем увезла их с собой в шкатулке для драгоценностей, чтобы перебирать их по случаю после обеда под жарким кубинским солнцем, когда время, кажется, останавливается, чтобы выставлять их напоказ перед глазами своего любовника для того, чтобы сравнить их с такими же безделушками, полученными в дар от других и после замужества.
«Милый Джордж!
Я хочу тебе сделать предложение, которое не примет ни один уважающий себя мужчина. Я хотела бы вернуться к тебе.
Я остановилась в Бор?о?Лак в Цюрихе, до конца месяца.
Я хотела бы вернуться к тебе.
Я остановилась в Бор?о?Лак в Цюрихе, до конца месяца. Жду ответа.
Энн.»
Смайли взял конверт и посмотрел на обратную сторону. «Мадам Хуан Альведа». Нет, ни один мужчина не смог бы принять такой «подарок». Никакая мечта не смогла бы пережить день, когда Энн уехала со своим приторным кубинцем, чья улыбка наводила на мысль о рекламе зубной пасты. Однажды Смайли собственными глазами видел гонку, выигранную Альведой в Монте?Карло. Наиболее отвратительным в этом человеке — Смайли помнил об этом до сих пор — были его волосатые руки. В темных очках, в пятнах бензина, с причудливым лавровым венком, он в точности напоминал человекообразную обезьяну, упавшую с дерева. На нем была белая рубашка с коротким рукавом, чудом оставшаяся безукоризненно чистой после гонки, и эту отвратительную чистоту подчеркивали его черные руки гориллы.