— Можете называть и так, милая барышня. Но та истерия, коей подвержены мы, не имеет болезненной природы. Истерия истерии рознь. К болезни может быть приравнена лишь такая истерия, которая ведет вниз и сопровождается экстазом и умопомрачением. Совсем иное дело — умопросветление, обретение ясности, это — путь ввысь, ведущий человека поверх мыслительных операций к знанию, достигаемому непосредственным созерцанием истины.
Истерия истерии рознь. К болезни может быть приравнена лишь такая истерия, которая ведет вниз и сопровождается экстазом и умопомрачением. Совсем иное дело — умопросветление, обретение ясности, это — путь ввысь, ведущий человека поверх мыслительных операций к знанию, достигаемому непосредственным созерцанием истины.
В Писании эта высокая цель называется Сокровенным Словом, и, подобно тому как современный человек мыслит, сам того не сознавая, посредством слов, нашептываемых самому себе, людям, пережившим духовное возрождение, дан иной, тайный язык, слова которого не допускают приблизительных и ошибочных суждений. Это уже новая ступень мысли, это магия, а не убогое уразумение, это путь к истине, в свете коей невозможно заблуждение, ибо волшебные кольца мысли становятся единой цепью, это уже не груда разрозненных звеньев.
— И вам это уже по плечу, господин Сваммердам?
— Если бы так, я бы пребывал не здесь, милостивая государыня.
— Вы сказали, что обычный человек мыслит в форме неслышно произносимых слов, а как же быть тем, — полюбопытствовал Сефарди, — кто глух от рождения и не знает слов?
— Такой человек мыслит отчасти в образах, отчасти на праязыке.
— Но я думать вот какая дело, любезный Сваммердам, — с полемическим блеском в глазах воскликнул Лазарь Айдоттер. — У вас каббала, у меня каббала. Ладно. Оно есть так. Но «В начале было Слово» — то неправильный перевод. В начале было «Bereschith», это по?нашему «голова», вам говорят, «разум», а не «в начале». Причем тут «в начале»?
— В голове… — глухо произнес Сваммердам и на несколько мгновений погрузился в глубокое раздумье. — Да, конечно, но смысл тот же.
Все прочие молчали и со значением переглядывались.
Ева ван Дрейсен поймала себя на ощущении, что при слове «голова» подумала об оливково?зеленом лике. Она вопросительно посмотрела на доктора Сефарди, который незаметно кивнул ей.
— А как ваш друг Клинкербогк сподобился пророческого дара и в чем это проявляется? — нарушил молчание доктор, видя, что никто не решается продолжить разговор.
Этот вопрос, казалось, вырвал Сваммердама из глубокой дремоты.
— Клинкербогк?… Да?да… Он всю жизнь упорно искал Бога, изнуряя свой мозг, и от постоянного томления даже лишился сна. Однажды ночью он как всегда сидел рядом со своей линзой — знаете, такой стеклянный шар с водой, который сапожники ставят перед свечой, чтобы она ярче светила во время работы. И вдруг в мерцании этого шара проступил некий образ, приблизился к нему, и случилось то, о чем повествует Апокалипсис. Ангел дал ему книжку и сказал: «Возьми и съешь ее, она будет горька во чреве твоем, но в устах твоих будет сладка как мед»[35]. Лик этого образа был сокрыт, весь, кроме лба, на котором зеленым огненным знаком был запечатлен крест.
Ева ван Дрейсен вспомнила слова отца о том, что призраки открыто носят знак жизни, и почувствовала на миг леденящий ужас.
— С тех пор Клинкербогку дано Сокровенное Слово, — вновь заговорил Сваммердам, — и оно было внятно ему, а его устами передавалось и мне: ведь я был тогда его единственным учеником. И оно научило нас, как нам должно жить, дабы вкусить от Древа жизни, произрастающего в саду Господнем. И, как гласило обетование, в скором времени все муки земного странствия отступят от нас, и нам, как страдальцу Иову, Бог даст «вдвое больше того», что имели прежде.
Доктор Сефарди готов был указать на то, сколь опасно питать веру подобными прорицаниями, почерпнутыми из глубины подсознания, но вовремя вспомнил рассказ барона Пфайля о зеленом жуке.
К тому же он понял, что всякие предостережения здесь будут запоздалыми.
Старик как будто начал угадывать его мысли, и его слова прозвучали как ответ на них:
— Спору нет, с тех пор, как нам было дано это обетование, прошло уже полсотни лет. Однако надо хранить терпение и, что бы ни случилось, неустанно упражнять себя, денно и нощно повторяя в сердце своем духовное имя, покуда не свершится второе рождение.
Он говорил спокойно и, казалось, без тени сомнения, но в голосе слышалась легкая дрожь, словно от предощущения жесточайшего грядущего отчаяния, как ни старался он владеть собой, чтобы не поколебать в своей вере других.
— И вы упражняетесь в этом целых пятьдесят лет? Какой кошмар! — вырвалось у доктора.
— Боже, какое блаженство видеть, как сбывается обетование, — восторженно пропела юфрау Буриньон, — и сюда из горних миров слетаются великие духи, дабы окружить своим сонмом Аврама — это духовное имя Ансельма Клинкербогка, ибо он воистину праотец, — и здесь в убогом квартале Амстердама заложить краеугольный камень нового Иерусалима. И вот пришла Мари Фаатц («Прежде она была проституткой, а теперь сестра Магдалина», — шепнула она, прикрыв рот ладонью, своей племяннице). И вот воскрешен, вырван из лап смерти Лазарь! Да?да, Ева, об этом чуде я ни слова не сказала тебе в недавнем письме с приглашением посетить наш кружок. Ты только вдумайся: Аврам пробудил Лазаря от смертельного сна!