Наконец «граф» притомился и смиренно спросил, не может ли Хаубериссер ввести его в какой?нибудь игорный клуб, но и тут надежды не оправдались: инженер с сожалением сообщил, что сам здесь человек приезжий.
Его собеседник понуро потягивал свой шери?кобблер.
Глядя на него, Фортунат соображал: «Не будет ли самым разумным сказать этому субъекту в лоб, что его истинное занятие никакой не секрет, что он просто трюкач? Я бы даже вознаградил его, если бы он без вранья рассказал мне историю своей жизни. Должно быть, она довольно пестра. В какой только грязи не пришлось вываляться этому человеку! Но он, конечно, ни в чем таком не признается, да еще и нахамит, пожалуй».
Хаубериссер чувствовал нарастающее раздражение. «До чего невыносимо стало жить среди людей и вещей мира сего. Кругом горы шелухи, а отыщешь что?нибудь, похожее на орех, — береги зубы, это несъедобный камень».
— Евреи! Хасиды[21]! — презрительно вякнул аферист, указывая на вереницу оборванцев, торопливо шагавших своей дорогой. Впереди мужчины со спутанными бородами и в черных лапсердаках, за ними — женщины с детьми в заплечных узлах. Они безмолвно тянулись по улице, устремив широко раскрытые безумные глаза куда?то вдаль.
— Переселенцы. Без гроша за душой, — продолжал высказываться собеседник Фортуната. — Думают, море перед ними мощеной дорогой ляжет. Сумасшедшие! Недавно в городке Зандвоорте целой толпой на дно бы пошли, если бы их вовремя не вытащили.
— Вы не шутите?
— Что вы? Какие шутки! Разве вы не читали? Религиозное безумие теперь всюду, куда ни глянь. До сих пор этим страдала главным образом беднота, но, — злобная гримаса на лице Циттера разгладилась при мысли, что ему?то такая беда не грозит. — Но это только пока, скоро придет черед богатых. Я уверен. — Он радостно оживился, снова нащупав тему для разговора и поощренный вниманием Хаубериссера. — Не только в России, где как грибы растут всякие там Распутины, Иоанны Сергиевы[22] и прочие блаженные, — весь мир охвачен безумной верой в скорое пришествие Мессии. Даже в Африке среди зулусов идет брожение, появляется, знаете ли, этакий одержимый негритос, уверяет всех и каждого, что он «черный Илия?пророк», и вытворяет свои чудеса. Я имею об этом точные сведения от Эжена Луи, — он тут же спохватился, — от одного друга, который недавно охотился там на леопардов. Кстати, я сам знаю знаменитого зулусского вождя, еще с московских времен, — по его лицу скользнула вдруг тень беспокойства. — Если бы я не видел своими глазами, никогда бы не поверил. Представьте себе: парень, ни уха ни рыла не смыслящий в трюках, умеет, не сойти мне с этого места, умеет колдовать! Да?да! Именно колдовать! Не смейтесь, дорогой Хаубериссер, я сам видел, а меня ни один циркач не проведет. — Он на минутку забылся, выйдя из роли графа Цехоньски.
Кстати, я сам знаю знаменитого зулусского вождя, еще с московских времен, — по его лицу скользнула вдруг тень беспокойства. — Если бы я не видел своими глазами, никогда бы не поверил. Представьте себе: парень, ни уха ни рыла не смыслящий в трюках, умеет, не сойти мне с этого места, умеет колдовать! Да?да! Именно колдовать! Не смейтесь, дорогой Хаубериссер, я сам видел, а меня ни один циркач не проведет. — Он на минутку забылся, выйдя из роли графа Цехоньски. — Уж я?то знаю, что такое туфта, но вот как у него это получается, сам черт не разберет. Говорит, что есть у него некий фетиш, и, как только он к нему взовет, никакой огонь ему нипочем. Так оно и есть. Он раскаляет докрасна большие камни, клянусь Богом, сам проверял, и медленно по ним расхаживает, а подошвам хоть бы что.
Рассказчик пришел в такое волнение, что начал грызть ногти, приговаривая:
— Ну погоди, любезный, уж я тебя раскушу!
Вздрогнув при мысли, что сболтнул лишнего, он вновь нацепил графскую маску и осушил свой бокал.
— Ваше здоровье, дорогой Хаубериссер! Ваше драгоценное. А может, соблаговолите когда?нибудь на него посмотреть. Я имею в виду зулуса. Я слышал, он сейчас в Холландии, выступает в каком?то цирке. А сейчас не перекусить ли нам где?нибудь поблизости?…
Хаубериссер быстро поднялся. «Граф» интересовал его только как господин Циттер Аппад и ни в какой иной ипостаси
— Искренне сожалею, но я уже приглашен. Может быть, в другой раз. Адьё. Рад был познакомиться.
Ошеломленный неожиданным прощанием аферист с открытым ртом смотрел вслед Фортунату.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Подстегиваемый невероятным и необъяснимым волнением, Хаубериссер несся по улицам.
Сбавив шаг возле цирка, где выступала зулусская труппа Узибепю (Циттер Арпад мог иметь в виду только ее), он было задумался: не посмотреть ли на представление, но тут же отбросил эту мысль. Какое ему, в сущности, дело до колдовских способностей негра! Не любопытство, возбуждаемое чудесами в решете, будоражило и гнало его по улицам. Нечто неосязаемое и безвидное висело в воздухе и въедалось в нервы — то же таинственное ядовитое дыхание, которое временами, еще до приезда в Голландию, действовало на него с такой удушающей силой, что он начинал думать о самоубийстве.
Что это за напасть и откуда она исходит на сей раз? Может быть, она передалась ему как зараза от толпы еврейских беженцев, которых он видел сегодня?