23. Фотография отца висит над маминым столом
Пару раз, проходя мимо двери, я слышала, как она разговаривает с этой фотографией. Мама одинока, даже когда мы рядом с ней. Иногда я думаю о том, что с ней станет, когда я вырасту и уеду жить своей жизнью, и у меня живот начинает болеть. А иногда мне кажется, что я никогда не смогу оставить ее.
24. Все друзья, которые у меня были, исчезли
В день, когда мне исполнилось четырнадцать, Птица разбудил меня, прыгнув на мою кровать и запев For She’s а Jolly Good Fellow. Он подарил мне растаявшую плитку шоколада «Хершис» и красную шерстяную шапку, которую раздобыл в бюро находок. Я сняла с шапки кудрявый светлый волосок и носила ее весь день. Мама подарила мне анорак, испытанный Тенцигом Норгеем из племени шерпа, который поднялся на Эверест с сэром Эдмундом Хиллари, а еще старый кожаный летный шлем вроде того, что носил мой кумир Антуан де Сент-Экзюпери. Отец прочел мне «Маленького принца», когда мне было шесть лет, и рассказал, что Сент-Экзюпери был замечательным летчиком и рисковал жизнью, чтобы проложить почтовые маршруты в отдаленные точки земного шара. В конце концов его сбил немецкий истребитель, и он вместе с самолетом пропал без вести в Средиземном море.
Кроме куртки и шапки мама подарила мне книгу какого-то Дэниела Элдриджа, который, как она сказала, заслужил бы Нобелевскую премию, если бы ее давали палеонтологам.
— Он умер? — спросила я.
— Почему ты спрашиваешь?
— Просто так, — ответила я.
Птица спросил, что такое палеонтолог, и мама ответила, что если он возьмет полный иллюстрированный путеводитель по музею Метрополитен, разорвет его на тысячи маленьких кусочков, развеет их по ветру со ступенек музея, подождет несколько недель, вернется и прочешет Пятую авеню и Центральный парк в поисках как можно большего количества уцелевших кусков, а потом попытается реконструировать историю живописи, включая школы, стили, жанры и имена художников по этим обрывкам, это будет то же самое, чем занимаются палеонтологи. Только они изучают окаменелости, чтобы определить происхождение и эволюцию жизни. В четырнадцать лет пора бы уже знать, где и как зародилась жизнь, сказала мама. Негоже жить вот так, не представляя, как все началось. Потом, мимоходом, будто это вовсе не самое важное, она сказала, что эта книга папина. Птица подбежал потрогать обложку.
Книжка называлась «Жизнь, какой мы ее не знаем». Сзади на обложке имелась фотография Элдриджа. У него были темные глаза с густыми ресницами и борода, и он держал окаменелость жуткой на вид рыбы. Ниже было написано, что он профессор в Колумбийском университете. Той ночью я начала читать книгу. Я думала, вдруг папа что-то написал на полях, но там ничего не было. Единственный след от него — это его имя, подписанное с внутренней стороны обложки. Книга была о том, как Элдридж и еще какие-то ученые спустились на дно океана в батискафе и обнаружили трещины на стыках тектонических плит и эти трещины выбрасывают насыщенные минералами газы, температура которых достигает 700 градусов. До этого ученые думали, что океанское дно — пустыня со скудной жизнью или вообще безжизненное пространство. А Элдридж и его коллеги в лучах прожекторов своего батискафа наблюдали сотни организмов, которых никогда раньше никто не видел, — целая экосистема, и очень древняя, как они поняли. Они назвали ее «темной биосферой». Там было много таких трещин, и довольно скоро ученые выяснили, что на камнях вокруг отверстий живут микроорганизмы, хотя там такая температура, при которой плавится свинец. Когда они подняли некоторые образцы на поверхность, от них пахло тухлыми яйцами. Ученые поняли, что эти странные организмы существуют в атмосфере сероводорода, который выбрасывается через эти трещины, и выдыхают серу, так же как растения на Земле производят кислород. Из книги доктора Элдриджа следовало, что ученые нашли не что иное, как возможность взглянуть на химический путь развития организмов, который миллиарды лет назад лег в основу процесса эволюции.
Теория эволюции так красива и печальна. С того времени, как на Земле зародилась жизнь, существовало от пяти до пятидесяти миллиардов разных видов организмов, а сейчас из них осталось всего от пяти до пятидесяти миллионов. Итак, девяносто девять и девять десятых процента всех живых существ, когда-либо обитавших на Земле, вымерли.
25. Мой брат — мессия
Ночью, когда я лежала и читала, пришел Птица и забрался ко мне в постель. Он был слишком маленьким для своих одиннадцати с половиной лет. Птица прижал к моей ноге свои маленькие холодные ступни. «Расскажи мне что-нибудь о папе», — прошептал он. «Ты забыл подстричь ногти на ногах», — ответила я. Он стал мять пальцами ног мои голени. «Ну пожалуйста», — сказал он умоляюще. Хотела что-нибудь вспомнить, но все, что приходило в голову, я и так уже тысячу раз ему рассказывала, так что пришлось сочинять на ходу. «Он был хорошим скалолазом, — сказала я. — Однажды он взобрался на скалу, которая была высотой, ну, двести футов. Где-то в Негеве, кажется». Птица горячо дышал мне в шею. «Масада,[1] что ли?» — спросил он.