Благодаря искусству зодчих, поставивших здание Совета так, что его видно было с любого конца столицы, у любовавшихся им создавалось впечатление, будто оно является естественным продолжением и завершением высящегося над городом холма. Колонны, стены и массивный треугольник фронтона с бесчисленными барельефами были выполнены из золотистого мрамора, и казалось, Арр венчает слиток золота причудливой формы. Когда солнечные лучи касались стен, здание начинало сиять всеми оттенками яичной желтизны, шафрана и янтаря, и в зависимости от расположения светила место заседаний Совета напоминало то кусок янтаря, то пронизанный светом кубок с желтым вином или же с золотистым медом.
— Красиво, — проворчал Кэрис, преодолев половину длинного подъема. Трудно поверить в то, что триста лет назад твои соотечественники возвели это величественное здание, а ныне знать угодливо рукоплещет, взирая на «Терзания Кавианы». Неужто Тиргил не мог измыслить ничего, кроме простодушной пастушки и отважного пастуха, вызволяющего свою возлюбленную из лап кровожадных и похотливых разбойников?
— Ты судишь предвзято, — возразила Лоллия. — Сама по себе пьеса не плоха — супруга моего можно обвинить в чем угодно, только не в бездарности. О нет, он безусловно талантлив: в плетении интриг, придумывании всевозможных увеселений и в стихосложении. Беда его в том, что, во-первых, он не видит своих недостатков и успел извести всех, кто мог бы ему на них указать. А во-вторых, зрители его пьес ни на мгновение не забывают о том, кто их автор. И разумеется, противоречие между тем, что проповедует в них Тиргил и как сам он себя ведет, не может не вызвать хохота или раздражения и ненависти.
Лицемерными творениями своими он, сдается мне, навредил себе больше, чем изощренной жестокостью и подчеркнутым пренебрежением к своим подданным.
— Ты что же, защищаешь этого мерзавца? — удивился Кэрис.
— Надо быть дурой, чтобы, прожив с человеком четыре года, не попытаться его понять, не разобраться в том, что он собой представляет на самом деле. Так вот, в Тиргиле, как в любом из нас, хорошее как-то уживается с дурным. И порой мне кажется, что пьесы Божественного, на первый взгляд, чудовищно фальшивые, снискавшие ему славу отвратительного лицемера, являются всего лишь отражением того доброго и светлого, что еще сохранилось где-то в самой глубине его души. Безраздельная, бесконтрольная власть способна испортить самого хорошего человека — вот к чему я веду речь и вот почему нынешние законы должны быть изменены. Зло именно в них, а вовсе не в Тиргиле. Многие мои знакомые повели бы себя на его месте еще омерзительнее.
— Пожалуй, то, что ты говоришь, не лишено смысла.
— Вот спасибочки! — церемонно поклонилась Лол-лия Кэрису. — Ну, слава Отцу Созидателю, наконец-то пришли!
Площадь перед зданием Совета Эпитиаров, прилегающие улицы и проезды все было заполнено военными. Едва кварталы Верхнего города опустели, как в него вошли панцирники Девятого лагитора, превратив центр прекраснейшей из столиц мира в военный лагерь. Пробиваться к зданию Совета пришлось через полтора десятка постов, заграждений и застав, доказывая на каждом шагу недоверчивым командирам, что перед ними прибывшая в Арр царица. Впрочем, пергамент, выданный Кэрису Агриком, и знакомые многим аррантам медно-золотые волосы Лол-лии помогли им в конце концов преодолеть все препятствия и добраться до вожделенных бронзовых ворот.
— Физол Арра и гериор Аррантиады рад будет видеть тебя, Божественная! льстиво заверил Лоллию один из встретившихся им подле входа в здание чиновников и, забегая перед ней, приглашающе взмахнул рукой: — Прошу следовать за мной, несравненная Валерида!
Литые двери высотой в три человеческих роста обычно стояли распахнутыми, дабы любой подданный Царя-Солнца мог зайти в святилище законов и с расположенных над залами галерей понаблюдать за трудами эпитиаров и избранных народом Аррантиады членов Высочайшего Кворума. Когда-то обитатели столицы рвались сюда, дабы послушать словесные битвы, разгоравшиеся между их именитыми согражданами в процессе обсуждения тех или иных вопросов, но времена эти давно миновали. Все сколько-нибудь важные для страны решения давно уже принимались на Хрустальном мысе, а Высочайший Кворум так и вовсе собирался исключительно для того, чтобы раболепно приветствовать восхождение на трон нового Царя-Солнца. Аррантиада и впрямь переживала далеко не лучшие времена, и Кэриса удивляла и восхищала уверенность Валериды в том, что ей удастся вернуть своей родине былое величие…
Сегодня открытой оставили только одну створку ворот. «Грандиозно! Поистине нет равных людскому роду, когда занят он созиданием, но нет ему равных и в жестокости, ежели вступает он на путь кровопролития», — думал Кэрис, щелкая подошвами сандалий по мозаичному полу.
Здание Совета Эпитиаров производило неизгладимое впечатление не только снаружи, но и изнутри. Интерьеры его были выдержаны в золотисто-белых тонах, только громадные мозаичные картины на стенах, изображавшие сцены из жизни Богов Небесной Горы и истории Аррантиады, блистали всеми цветами радуги. В отделке были использованы желтый и белый мрамор, яшма, сердолик, агат и множество других драгоценных и полудрагоценных камней. Чего стоили одни только светильники, вырезанные из цельных глыб нефрита… Кэрису вспомнилось Логово Подгорного Властелина, и он презрительно хмыкнул: привести бы его сюда, дабы поучился, как надобно обращаться с камнями и какие чудеса можно творить с их помощью.
Лоллия, судя по ее решительному виду, чихала на всю эту красоту — она и прежде бывала тут и привыкла к изысканной обстановке. Тем паче ныне ее ждали важные дела. Царица целеустремленно шагала за добровольным проводником, не глядя на почтительно расступавшиеся караулы, и Кэрис, завороженно рассматривавший каменное воплощение полета человеческой мысли, едва поспевал за ней. Наконец скульптуры, мозаики, чаши, фрески остались позади и перед ними распахнулись двери Зала Справедливости.