Однако с течением времени мечты сосредоточились в основном на принцессе, с которой Абдуллу обручили еще при рождении. Она была не менее знатного рода, чем сам Абдулла, и за годы его отсутствия выросла поразительной красавицей с правильными чертами лица и огромными темными глазами с поволокой. Жила она во дворце, таком же роскошном, как и дворец Абдуллы. Идти к нему надо было по аллее, уставленной статуями небожителей, а вход располагался за чередой семи беломраморных двориков, в каждом из которых бил фонтан — чем дальше, тем дороже и великолепней, начиная с хризолитового и кончая платиновым с изумрудами.
Но в тот день Абдулла вдруг понял, что все это его не очень устраивает. Это чувство часто возникало у него после визитов родни первой жены отца. Ему пришло в голову, что у приличного дворца должны быть великолепные сады. Сады Абдулла любил, хотя почти ничего о них не знал. В основном его впечатления основывались на занзибских парках, где газоны были повытоптаны, а цветы немногочисленны — там Абдулла проводил обеденный час, когда мог себе позволить заплатить соседу, одноглазому Джамалу, чтобы тот присмотрел за палаткой. У Джамала была жаровня, и за медяк-другой он привязывал перед входом в палатку Абдуллы своего пса. Абдулла понимал, что выдумать подобающий сад он не в состоянии, но, поскольку все, что угодно, было лучше, чем думать о двух женах, которых приискивала ему Фатима, он углубился в колышущуюся зелень и благоуханные закоулки садов своей принцессы.
Или почти углубился. Не успел Абдулла войти во вкус, как его вернул к действительности высокий грязный человек с потертым ковром.
— Покупаешь ли ковры на продажу, о потомок великого рода? — спросил незнакомец, коротко поклонившись.
Для того, кто хочет продать ковер в Занзибе, где продавцы и покупатели обращаются друг к другу как можно учтивей и цветистей, манеры этого человека были удручающе сухи. Правда, Абдулла и без этого был раздосадован — ведь его мечты рассыпались в прах под напором реальной жизни.
— Так оно и есть, о король пустыни. Не желаешь ли заключить сделку с таким ничтожным торговцем?
— Сделку, о владыка склада циновок? — переспросил незнакомец.
«Циновок?!» — ахнул про себя Абдулла.
— Так оно и есть, о король пустыни. Не желаешь ли заключить сделку с таким ничтожным торговцем?
— Сделку, о владыка склада циновок? — переспросил незнакомец.
«Циновок?!» — ахнул про себя Абдулла. Это было оскорбление. Среди ковров и гобеленов, выставленных перед палаткой Абдуллы, было редчайшее стеганое покрывало с растительным орнаментом из самой Ингарии — или Очинстана, как называли эту страну в Занзибе, — а внутри нашлось бы по меньшей мере два ковра, из Инхико и из Фарктана, которыми и сам Султан не побрезговал бы украсить какие-нибудь небольшие комнаты в своем дворце. Но высказать это вслух Абдулла, конечно, не мог. Занзибские правила хорошего тона не позволяют хвалить самого себя. Вместо этого Абдулла отвесил прохладный поклон.
— Буду безмерно счастлив, если моя убогая палатка с ее непритязательными скудными запасами окажется тебе по душе, о адамант среди странников, — сказал он и критически смерил взглядом пропыленный плащ незнакомца, ржавую серьгу у него в ноздре и потрепанное головное покрывало.
— Они более чем непритязательны, о великий продавец напольных покрытий, — согласился незнакомец. Он взмахнул потертым ковром в сторону Джамала, который в синих клубах рыбного дыма жарил кальмаров, — Неужели достойная всяческого уважения деятельность твоего соседа не оказывает влияния на твои склады, сообщая им стойкий аромат осьминога? — поинтересовался он.
Абдулла внутренне так вскипел от ярости, что вынужден был с подобострастным видом сложить ладони, чтобы скрыть ее. О подобных вещах говорить не принято. А легкий запах кальмаров не повредил бы, пожалуй, той тряпке, которую пытается продать незнакомец, подумал Абдулла, оглядывая бурый вытертый коврик в руках собеседника.
— Твой покорный слуга прилежно окуривает внутренность своей палатки дорогими благовониями, о князь мудрости, — произнес он. — Быть может, поистине героическая чувствительность княжеского носа все же позволит ему продемонстрировать свой товар?
— А как же, о лилия среди скумбрий, — скривился незнакомец. — Иначе зачем я тут столько торчу?
Пришлось Абдулле раздвинуть занавески и пригласить незнакомца в палатку. Там он зажег светильник, свисавший с центрального шеста, а принюхавшись, решил, что благовония на этого человека тратить не стоит. В палатке и так достаточно сильно пахло вчерашней вербеной.
— Какую же драгоценность ты намерен развернуть пред моими недостойными глазами? — недоверчиво спросил он.
— Вот эту, о скупщик сокровищ! — отвечал человек и хитроумным движением руки ловко разостлал ковер по полу.
Абдулла тоже так умел. Торговцам коврами подобные фокусы известны. Поэтому потрясен он не был. Он спрятал руки в рукава, как подобает вышколенному рабу, и осмотрел товар. Ковер был небольшой. В развернутом виде он казался еще более потертым, чем представлялось Абдулле поначалу, хотя узоры выглядели необычно — или выглядели бы, не будь они так выношены. К тому же ковер был страшно грязный, а края обтрепаны.