Государственный Комитет Обороны незамедлительно дал указание Ставке приостановить продвижение наших войск в Болгарии.
Согласно указанию Верховного Главнокомандования в 21 час 9 сентября мы закончили движение войск и расположились в назначенных районах. Было радостно сознавать, что в этой «войне» не было жертв ни с той, ни с другой стороны. Такая «война» явилась ярким проявлением освободительной миссии Красной Армии. Она продемонстрировала действенную силу трудящихся масс в уничтожении антинародных режимов.
Мне не удалось тогда познакомиться поближе с этой страной, с которой нас связывают узы вековой дружбы, спаянной кровью наших народов в их совместной борьбе с угнетателями.
После войны, отдыхая в Варне с женой Галиной Александровной, мы объехали почти всю Болгарию. Галину Александровну, как подполковника медицинской службы, терапевта Главного военного госпиталя им. Н. Н. Бурденко, особенно интересовала организация медицинского обслуживания трудящихся Болгарии, меня – постановка военного дела в стране.
Везде мы видели исключительно бережное и любовное отношение болгарского народа к памяти русских воинов, отдавших свою жизнь за лучшее будущее болгарского народа. Было радостно наблюдать, с каким творческим подъемом рабочий класс, крестьянство и интеллигенция Болгарии трудятся под руководством своей Коммунистической партии, перестраивая страну на социалистических основах.
Глава двадцатая.
От Вислы до Одера
В конце сентября 1944 года я вернулся из Болгарии в Ставку. Через несколько дней Верховный поручил мне срочно выехать в район Варшавы на участки 1-го и 2-го Белорусских фронтов.
Необходимо было выяснить обстановку в самой Варшаве, где жителями города незадолго до этого было поднято восстание против фашистских захватчиков. Немецкое командование с особой жестокостью расправлялось с восставшими, подвергало зверским репрессиям и мирное население. Город был разрушен до основания. Под обломками погибли тысячи мирных жителей.
Было установлено, что командование фронта, командование 1-й армии Войска Польского заранее не были предупреждены руководителем восстания Бур-Комаровским о готовящемся выступлении варшавян. С его стороны не было сделано никаких попыток увязать их действия с действиями 1-го Белорусского фронта. Командование советских войск узнало о восстании постфактум от местных жителей, перебравшихся через Вислу. Не была предупреждена об этом заранее и Ставка Верховного Главнокомандования.
По заданию Верховного генералом К. К. Рокоссовским были посланы к Бур-Комаровскому два парашютиста-офицера для связи и согласования действий, но он не пожелал их принять, и нам осталась неизвестной их дальнейшая судьба.
Чтобы оказать помощь восставшим варшавянам, советские и польские войска были переправлены через Вислу и захватили в Варшаве Набережную. Однако со стороны Бур-Комаровского вновь не было предпринято никаких попыток установить с нами взаимодействие. Примерно через день немцы, подтянув к Набережной значительные силы, начали теснить наши части. Создалась тяжелая обстановка. Мы несли большие потери. Обсудив создавшееся положение и не имея возможности овладеть Варшавой, командование фронта решило отвести войска с Набережной на свой берег.
Я установил, что нашими войсками было сделано все, что было в их силах, чтобы помочь восставшим, хотя, повторяю, восстание ни в какой степени не было согласовано с советским командованием.
Все время – до и после вынужденного отвода наших войск – 1-й Белорусский фронт продолжал оказывать помощь восставшим, сбрасывая с самолетов продовольствие, медикаменты и боеприпасы. В западной прессе, я помню, по этому поводу было немало ложных сообщений, которые вводили в заблуждение общественное мнение.
В первых числах октября я прибыл в 47-ю армию генерала Ф. И. Перхоровича, которая вела наступательные бои между Модлином и Варшавой. Армия эта, наступавшая по равнинной местности, несла большие потери и находилась в крайне переутомленном и ослабленном состоянии. Не лучше обстояло дело и в соседней 70-й армии, сражавшейся на участке Сероцк–Пултуск.
Мне была непонятна оперативная цель этого наступления, сильно изматывающего наши войска. К. К. Рокоссовский был со мной согласен, но, по его словам. Верховный требовал выхода 47-й армии на Вислу на участке Модлин–Варшава и расширения плацдармов на реке Нарев.
Позвонив И. В. Сталину и доложив обстановку, я просил его разрешения прекратить наступательные бои на участке 1-го Белорусского фронта, поскольку они были бесперспективны, и дать приказ о переходе войск правого крыла 1-го Белорусского фронта и левого крыла 2-го Белорусского фронта к обороне, чтобы предоставить им отдых и произвести пополнение.
– Вылетайте завтра с Рокоссовским в Ставку, поговорим на месте, – ответил Верховный. – До свидания.
Не успел я ответить, как он положил трубку.
Во второй половине следующего дня мы с К. К. Рокоссовским были в Ставке.
Кроме Верховного, там находились А. И. Антонов, В. М. Молотов, Л. П. Берия и Г. М. Маленков.
Поздоровавшись, И. В. Сталин сказал:
– Ну, докладывайте!
Я развернул карту и начал докладывать. Вижу, И. В. Сталин нервничает: то к карте подойдет, то отойдет, то опять подойдет, пристально всматриваясь своим колючим взглядом то в меня, то в карту, то в К. К. Рокоссовского. Даже трубку отложил в сторону, что бывало всегда, когда он начинал терять хладнокровие и контроль над собой.