Все оказались совершенно здоровы, только у одной женщины из Грузии заподозрили грипп. Ей предложили пройти курс интенсивной терапии.
Женщина расстроилась:
— Что вы, доктор! Я месяц ожидала очереди. Не увидеть то, что я хочу увидеть — нет?нет, это невозможно!
— Сударыня, — сказал терапевт, — сегодня для группы не будет никаких посещений. А к вечеру мы вас переведем из изолятора в вашу жилую комнату… Мы не имеем права рисковать здоровьем общинников, это подсудное дело… Санируем носоглотку, ротовую полость, проветрим легкие, дадим стимуляторы из целебных трав.
— Доктор, и меня поместите в изолятор, — попросила шведская активистка. — Мне интересно посмотреть.
— Здоровых не принимаем. Дорогостоящая процедура.
— Сколько же заплатит госпожа из Грузии?
— Ничего, она советская гражданка.
— А во что это обошлось бы мне?
— С гостей не берем.
— Так вы же на хозрасчете!
— На хозрасчете хозяйство, а не совесть и не сердце!..
За поворотом дороги у стога сена под крышей кормились лошади.
— Глядите, лошади! Экзотика или хозяйственная необходимость?
— Замечательные создания, — сказала Люся. — Не только рабочая сила, предпочтительная там, где не требуется больших усилий и желательно сохранять чистую среду, но еще и необходимый фон быта. Мне кажется, человек, который не любит животных, не связан с ними и не умеет с ними обходиться, никогда не сможет по?настоящему любить человека.
В группе заспорили.
Откуда ни возьмись, среди лошадей появились подростки. Один стал подбирать вилами сено, другой повел лошадей к конюшне, видневшейся за деревьями.
— Школьники, — объяснила Люся. — У каждого из них свои обязанности по хозяйству.
— Культа, культа не ощущаю, — сказал гость из США. — У вас непременно должен быть какой?либо культ. Меня интересует: какой именно?
Люся растерялась, пожала плечами.
— Культ?.. Вообще?то, конечно, есть. Например, культ равноправия, культ истины… Пожалуй, прежде всего культ более совершенного человека. Вся наша жизнь здесь, в общине, сопряжена с любовью и уважением к более совершенным. И это соответствует традициям нашего народа.
— Какие традиции? — напирал американец. — У вас же интернационал!
— У нас равенство всех наций, — поправила Люся.
— У вас же интернационал!
— У нас равенство всех наций, — поправила Люся. — Но каждая община, насколько я знаю, имеет все?таки явно выраженное национальное лицо. Люди иной национальности, принятые в общину, чувствуют себя вполне комфортно, потому что общинная национальная культура ничуть не уступает высшим достижениям общечеловеческой культуры…
Перед двухэтажным зданием были аккуратно сложены вещи прибывших.
— Сейчас мы разместимся в жилом доме. Этот дом для общины на нынешнем этапе развития является стандартным. Он рассчитан на 24 взрослых человека. В нем 12 квартир, каждая квартира — две раздельные комнаты с лоджией, общей ванной, общей кухней, двумя раздельными душевыми и туалетами. В таких домах живут как семейные пары, так и холостяки. Вам выпала участь холостяков. Разберитесь по парам, отдельно — мужчины, отдельно — женщины…
Иосиф поселился с бородачом из Гамбурга Фрицем Кайзером.
— Я вас не обижу, — сказал немец. — Вы, кажется, забыли внизу свой багаж. Я спрашивал, все уже разобрали свои вещи…
Иосиф недоумевал: ну, хорошо, спиритуальная энергия вынесла его за пределы своего времени, но при чем здесь вещи?
Он вышел на крыльцо и поднял красный саквояж. «Если меня остановят, скажу, что обознался…»
Иосиф всегда жил стесненно. На его долю обычно доставалась раскладушка, а тут, сияя чистотой, ожидала просторная комната с видом на луг и лес. Все радовало глаз: диван?кровать, платяной и книжный шкафы, телевизор, кассетный магнитофон, репродукция картины какого?то знаменитого мастера — умиротворяющий, старинный пейзаж — пышная, вовсе не знавшая стеснений природа…
Вдвоем с Фрицем осмотрели выложенную цветным кафелем ванную, душевые за пластиковыми занавесками, кухню с газовой плитой и холодильником.
— Маловата кухня, — разочарованно сказал немец. — За стол могут сесть не более четырех человек. Хозяйке здесь не развернуться…
— Я слышал, никто из общинников не питается дома. Да и дети с трех лет живут отдельно.
— Это все проблематично, — сказал немец. — Впрочем, жизнь в нашей стране, пожалуй, тотчас же потускнела бы, если бы мы отказались от общины. Человек не должен жить и умирать среди чуждых себе людей…
Иосиф умылся, присел на диван, попытался привести в порядок свои мысли. Необходимо было отыскать главную мысль или задачу, тогда побочные тревоги рассеялись бы сами собой. «Расслабляясь волевым усилием, учимся концентрировать свою волю», — вспомнил он доктора Шубова.
Взгляд задержался на саквояже.
Все закрытое будит желание открыть, увидеть, убедиться — этот первоинстинкт глубже банального любопытства, и все наше воспитание сводится, пожалуй, к тому, чтобы расширить представление о закрытом…
В саквояже Иосиф обнаружил зубную щетку и записку. Записку от доктора Шубова! «К сожалению, я не смогу сопровождать тебя в этом путешествии, — говорилось в ней. — Поверь, оно особенно опасно. Есть этажи истории, где преломляются все силовые поля, там бушуют вихри злой воли. Опасайся «знакомца»…»