— Юна, я видел это своими глазами. У Гоума было несколько матриц и импланты, которые подключаются к сформированным разъемам. Он не придумал это сам, а с риском для жизни добыл древние приспособления в разрушенных городах, где тысячи лет назад жили первые обитатели Селена.
— К чему ты рассказываешь мне эти подробности? — не сумев скрыть страх и отвращение, спросила Юнона. — Зачем ты пугаешь меня?
— Я тянул, сколько мог, Юна, — ответил Герон. — Зная, как относятся к измененным жители городов, я пытался подготовить тебя к нелегкому восприятию правды, заставлял тебя читать книги древних, в надежде, что ты поймешь: биологическая эволюция на Селене зашла в тупик, условия внешней среды ухудшаются с каждым годом, и твоему поколению придется делать осознанный выбор между медленной деградацией и единственным способом выживания…
— Нет. Не продолжай. Я не хочу слышать от тебя такие слова!
Герон тяжело вздохнул:
— Хочешь ты или нет, но тебе придется узнать правду, Юна. Я не могу допустить, чтобы тебя забила камнями безумная толпа.
Лицо Юноны стало пепельно?серым. Она порывисто встала:
— Я лучше уйду.
— Нет.
— Отец, я слушалась тебя во всем, но сейчас ты говоришь отвратительные вещи.
— Я вижу, ты поняла мой намек. — Герон тоже встал и жестом указал на запасной выход из оранжереи, которым, на памяти Юноны, никто и никогда не пользовался. — Пойдем. Я покажу тебе правду, а дальше ты вольна поступать, как хочешь.
Она не смогла воспротивиться. Привязанность к отцу все же была слишком сильна, чтобы взять и просто уйти, не окончив этот разговор. Если между ними останется недосказанность, они уже не смогут жить и общаться, как прежде, хотя Юнона подозревала, что прошлое уже необратимо ушло…
— Отец, неужели ты не мог просто промолчать, как делал многие годы, когда я спрашивала про маму? — с горьким упреком произнесла она.
— Мог, — ответил Герон, подводя дочь к входу в тесную шлюзовую камеру.
— Но не забывай, я сам позвал тебя в сектор гидропоники. Твой вопрос уже не играл решающей роли. Разговор на тему измененных состоялся бы, так или иначе. — Он открыл овальный люк и жестом указал дочери на переходной тамбур.
Она вошла в тесную камеру, по?прежнему ощущая, что дрожит всем телом.
— Причина во мне? — пересилив дурноту, спросила Юнона, протягивая руку, чтобы взять из специальной ниши защитный костюм, без которого выходить на поверхность Селена было равнозначно самоубийству.
— Ты повзрослела, Юна, — ответил Герон, помогая ей облачиться в свободно ниспадающий балахон с островерхим капюшоном. — Я не слепой и вижу, как смотрят на тебя молодые парни.
Юна покраснела:
— При чем тут это, отец?
— Сейчас узнаешь. — Он взял из ниши второй балахон и начал ловко облачаться в нехитрую экипировку.
Затянув шнуровку, он посмотрел на дочь сквозь мягкую прозрачную лицевую пластину и плотно закрыл внутренний люк. Теперь они стояли тесно прижавшись друг к другу.
— Не суди слишком торопливо и опрометчиво, — голос Герона прозвучал глухо и невнятно. — Держи себя в руках, Юна, и помни, что я люблю тебя. — С этими словами он начал открывать механизм второго люка.
Этим выходом на поверхность уже давно никто не пользовался, и овальная плита не сразу поддалась усилиям Герона, а когда она все же сдвинулась с места, то на пол переходного тамбура посыпались куски потерявшего эластичность уплотнителя.
Юнона стояла, не в силах предугадать, что произойдет в ближайшие минуты. В голове девушки царил настоящий хаос, мысли путались, а в душе по?прежнему стыл обыкновенный человеческий страх перед грядущей неизбежностью.
***
Над этой частью Селена наступал вечер.
Жгучий диск солнца уже висел так низко над горизонтом, что отвесные стены кратера отбрасывали постепенно удлиняющиеся, угольно?черные тени с резко очерченными границами.
Юнона редко выходила за пределы города, и реальность Селена пугала ее. Отец был прав, — их мир уже давно не предназначен для живых существ, — стоило немного постоять, наблюдая за стремительными физическими метаморфозами, происходящими на грани света и тьмы, чтобы слова Герона наполнились реальным, доходчивым смыслом.
Нагретые скалы дышали дневным жаром, но там, где пролегли глубокие тени, на смену зною уже пришел холод. В такие предзакатные часы можно было увидеть, как рядом, буквально в нескольких метрах друг от друга, лежат совершенно разноликие пространства. Над освещенными участками равнины разреженный воздух все еще струился зыбким маревом, а в тени скал камни уже успели покрыться белесой коростой наледи. Над желто?коричневой равниной, образующей дно кратера, стремительно возникали смерчи, поднимающие вверх столбы мелкой реголитной пыли, изредка до слуха долетали приглушенные хлопки — это лопались, рассыпаясь на острые обломки, не выдержавшие резкого перепада температур фрагменты скал…
Дикий, неприветливый, лишенный даже намека на жизнь мир. Трудно представить, что когда?то он выглядел совершенно иначе и на месте выжженных безжалостным солнцем пространств росла трава, высились деревья и к лазурным небесам вздымались многоэтажные дома городов.
Теперь о былом расцвете цивилизации напоминали лишь оплывшие контуры руин, лежащие посреди кратера.