Вспышка молнии осветила матушкино лицо.
— Хотя, пожалуй, не будем, — согласился он и, проковыляв по причалу, подтащил к себе маленькую двухвесельную лодку.
Спускаться в нее пришлось, полагаясь на удачу, но в конце концов ему это удалось, и Напролоум стал возиться в темноте с носовым швартовом.
Лодка выбралась на середину реки и, медленно разворачиваясь, поплыла вниз по течению.
Матушка крепко вцепилась в сиденье, чтобы удержаться в качающейся на волнах скорлупке, и выжидающе посмотрела сквозь мрак на волшебника.
— Ну? — поинтересовалась она.
— Что ну? — не понял Напролоум.
— Вы сказали, что знаете толк в лодках.
— Неправда. Я сказал, что это вы в них ничего не понимаете.
— О-о.
Они схватились за сиденья, чуть не вывалившись из лодки, которая тяжело накренилась на один борт. Но каким-то чудом суденышко выпрямилось, и его потащило по течению задом наперед.
— Когда вы сказали, что не сидели в лодке с тех пор, как были ребенком… — начала матушка.
— Если не ошибаюсь, мне тогда только-только исполнилось два годика.
Лодка попала в водоворот, немножко покружилась на месте, после чего двинулась наперерез потоку.
— А я сочла, что в бытность свою мальчишкой вы днями напролет не вылезали из лодок.
— Я родился в горах. У меня даже на мокрой траве начинается морская болезнь, — пояснил Напролоум.
Лодка сильно ударилась о полузатонувшее бревно и зарылась носом в небольшую волну.
— Я знаю одно заклинание, которое помогает не утонуть, — удрученно добавил он.
— Рада слышать.
— Только произносить его надо стоя на сухой земле.
— Снимайте башмаки, — приказала матушка.
— Что?
— Снимай башмаки, приятель.
Напролоум обеспокоенно заерзал на сиденье.
— Чего вы добиваетесь? — спросил он.
— Воде полагается быть снаружи лодки, уж это-то я знаю! — Матушка указала на темную жидкость, плещущуюся на дне. — Наполняйте башмаки водой и выливайте ее за борт!
Напролом кивнул. У него появилось такое чувство, что последние два часа, отдавшись на волю событиям, он плывет, не касаясь берегов. Какое-то мгновение он наслаждался странно успокаивающим ощущением, что жизнь полностью вышла из-под его контроля и теперь, что бы ни случилось, никто не сможет свалить вину на него. То, что он наполняет башмаки водой, сидя ночью в лодке посреди разлившейся реки в обществе того, кого он мог описать только как женщину, казалось ему настолько логичным, насколько это вообще было возможно в данных обстоятельствах.
«В обществе выдающейся женщины», — поправил обычно им игнорируемый внутренний голос, обитающий где-то на задворках его сознания. В том, как она использовала потрепанную метлу, чтобы провести лодку по неспокойным водам, было нечто такое, что будоражило давно забытые участки в его подсознании.
Разумеется, Напролоум не мог точно сказать, что там у нее выдается, — этому мешали дождь, ветер и матушкина привычка надевать весь свой гардероб сразу. Напролоум неуверенно прокашлялся. Она выдается в метафорическом смысле, решил он.
— Э-э, послушайте. Все это очень похвально, но посмотрите фактам в лицо. Я имею в виду скорость дрейфа и все такое прочее, понимаете? Посох давно унесло в открытый океан, на много миль от берега. Может, он уже никогда и не выплывет. Он вообще мог попасть в Краепад и свалиться за Край…
Матушка, которая смотрела куда-то вдаль, за реку, обернулась.
— Чем еще мы можем помочь им? У вас есть другие варианты? — осведомилась она.
Напролоум несколько мгновений молча вычерпывал воду.
— Нет, — наконец ответил он.
— Вы когда-нибудь слышали о человеке, вернувшемся оттуда?
— Нет.
— Тогда нам стоит попытаться отыскать посох.
— Никогда не любил океан, — пожаловался Напролоум. — Его следовало бы замостить. На его дне, в глубине, живут ужасные твари. Жуткие морские чудовища. По крайней мере, так говорят.
— Продолжайте вычерпывать, приятель, не то вы сами проверите, правда это или нет.
Гроза ходила над головами взад и вперед. Здесь, на плоских равнинах, она чувствовала себя потерянной, ее место было на Овцепикском высокогорье, где люди умеют ценить хорошую грозу. Она кружила по небу и ворчала, отыскивая хотя бы средненькой паршивости холм, чтобы ударить в него молнией.
Дождь немного успокоился и стал мелким, накрапывающим — таким, который вполне способен затянуться на несколько дней. К тому же с моря ему на помощь пришел туман.
— Если бы у нас были весла, мы могли бы грести. Если бы, конечно, знали, куда плывем… — сказал Напролоум.
Матушка ничего не ответила.
Он вылил за борт еще пару башмаков воды и вдруг осознал, что, скорее всего, золотая кайма на его мантии уже никогда не будет такой, как прежде. Хотя было бы приятно узнать, что в один прекрасный день это снова будет иметь для него значение.
— А вы случаем не знаете, в какой стороне находится Пуп? — рискнул спросить он. — Это я так, чтобы разговор поддержать.
— Смотрите, с какой стороны на деревьях растет мох, — не поворачивая головы, отрезала матушка.
— А-а, — Напролоум кивнул и уставился на маслянистые воды, гадая, что это конкретно за маслянистые воды. Судя по солоноватому запаху в воздухе, лодка уже вышла в залив.
По-настоящему Напролоума пугало в море именно то, что единственной преградой, отделяющей его от живущих на дне жутких тварей, была вода. Разумеется, он знал, что если рассуждать логически, то, скажем, от тигров-людоедов, обитающих в джунглях Клатча, его отделяет всего лишь расстояние, но это совсем другое дело. Тигры не всплывают из холодных глубин, раскрыв рот, полный острых, как иголки, зубов… Он вздрогнул.