К ОСЕНИ
Прелестная осень! Твоя грустная краса
Трогает мое сердце, когда я брожу в тени густого сада;
Убаюканная твоими вздохами, я с грустью вспоминаю
Картины прошлого, воскресшие в задумчивой душе!
Любимые места, любимые друзья, давно умершие, вокруг меня, восстали,
И вызвали и мысли нежные и тихую слезу печали!
Слеза эта дороже для меня веселья!..
Твою прощальную улыбку я с грустью созерцаю,
Сияющий наряд густого леса,
Весь пейзаж далекий, тронутый осенней желтизною
Извилистый поток, теперь окутанный густою тенью.
Где только белый парус ловит солнца блик… ;.; ,
Но вдруг картина изменилась:
Промчалась туча и волна опять блистает!
Эмблема жизни — Так пестры ее предначертанья.
Так радость вдруг сменяет горе!
И улыбка ясная лицо недавнего страдальца озаряет!
Приехав в «Долину», Эмилия первым делом навела справки о старой Терезе, бывшей служанке ее отца, которую, если помнит читатель, г.Кенель выгнал из дома, отдав его в аренду. Эмилии сказали, что старуха живет неподалеку в избушке, и Эмилия отправилась навестить ее; подходя к указанному месту, она была приятно удивлена, заметив, что домик стоит в прелестной местности, на зеленом склоне, осенен группой дубов и имеет необыкновенно уютный, опрятный вид. Она застала старушку в избе, отбирающей виноградные лозы; увидав свою молодую госпожу, она пришла в неописанный восторг.
— Ах, голубушка вы моя! — восклицала она. — А я думала, что мне уже никогда не приведется свидеться с вами на этом свете, когда я услыхала, что вы уехали в заморские края. Меня тут без вас жестоко обидели, барышня: взяли, да на старости лет и вытолкали из дома моего доброго барина!
Эмилия выразила ей свое сожаление, но уверила старуху, что она успокоит ее на старости лет; между прочим, она похвалила ее хорошенький домик.
Тереза со слезами благодарила барышню за доброе слово.
— Да, слава Богу, — прибавила она, — у меня уютный уголок, благодаря доброте одного друга, который спас меня от нужды, когда вы были далеко… Он и поселил меня здесь!.. Но довольно об этом…
— Кто же этот добрый друг? — спросила Эмилия. — Кто бы он ни был, я отныне готова считать его также и своим другом.
— Ах, барышня! этот друг запретил мне благовестить о его добром деле, — я не смею даже сказать, кто он такой. Но как же вы переменились с тех пор, как мы с вами расстались! Такая бледненькая, да худая! А улыбка все такая же, что у папеньки-покойника! Да, улыбка не изменится, как и доброта, которую он передал вам. Ох, горюшко! — бедные люди лишились в нем благодетеля!
Эмилия была растрогана этим напоминанием о ее отце; заметив это, Тереза переменила разговор.
— Слыхала я, барышня, — начала она, — будто г-жа Шерон вышла замуж за иностранца и увезла вас с собой за границу. Как-то она поживает?
Эмилия рассказала о смерти тетки.
Как-то она поживает?
Эмилия рассказала о смерти тетки.
— Увы! — промолвила Тереза, — если бы она не была родной сестрой моего господина, я бы и не любила ее — такая она была сердитая. Ну, а как поживает этот милый молодой барин, мосье Валанкур? Красивый юноша, да и добрый такой!.. Здоров он?
Эмилия пришла в сильное волнение.
— Да благословит его Господь! — продолжала Тереза. — Ах, дорогая моя, нечего конфузиться! ведь мне все известно! Вы думаете, я не знаю, что он влюблен в вас? В ваше отсутствие он беспрестанно приходил в замок и все бродил тут в страшной тоске! В каждую, бывало, комнату зайдет в нижнем этаже, а иной раз сядет в кресло, скрестит руки на груди, да так и просидит целый час, задумавшись и потупив глаза в землю. Очень любил он южную гостиную, — я ему сказала, что это была ваша комната; он подолгу оставался там, рассматривал картины, что вы рисовали, ваши книги. После он должен был вернуться в поместье брата, а потом…
— Ну, довольно, Тереза, — остановила ее Эмилия. — Как давно живешь ты в этой избушке и чем я могу помочь тебе? Хочешь здесь остаться или переселиться ко мне?
— Полно, барышня, — сказала Тереза, — не конфузьтесь же перед вашей бедной старой слугой; право же, нет ничего худого любить такого ставного молодого человека!
У Эмилии вырвался глубокий вздох.
— А как он бывало любил говорить о вас! За это и я полюбила его. Впрочем, он больше все слушал, что я рассказывала, а сам говорил мало. Однако я скоро догадалась, зачем он ходил в замок. Бывало, отправится в сад и по террасе к большому дереву и там сидит целый день с одной из ваших книг в руках: но читал-то он мало, мне кажется. Раз случилось мне пойти самой в ту сторону — вдруг слышу: кто-то разговаривает. Кто бы такой? думаю себе; ведь никого я в сад не впускала, кроме шевалье. Вот подхожу тихонько — и что же? это шевалье и разговаривает с самим собою, да все про вас! Твердит ваше имя и вздыхает так тяжко! Я подумала, в своем ли он уме? — но ничего не сказала и поскорее ушла.
— Перестань об этих пустяках, — сказала Эмилия, пробуждаясь из своей задумчивости, — мне это не нравится.
— А когда мосье Кенель отдал имение внаем, я думала, что у шевалье сердце разорвется от горя!
— Тереза, — серьезно остановила ее Эмилия, — не смей больше произносить даже имени шевалье!
— Не произносить его имени, вот как! — воскликнула Тереза, — до каких времен мы дожили? А я так люблю шевалье больше всех на свете, после вас, барышня…