— Теперь все мои страдания миновали, — говорила она, — я избавилась от тирании Монтони и вижу вас здоровым и невредимым, но мне страстно хочется видеть вас счастливым!
Валанкур еще более взволновался.
— Я недостоин вас, Эмилия, — проговорил он. — Я не достоин вас…
Тон его еще более, чем значение этих слов, поразили Эмилию. Она устремила на него печальный, пытливый взор.
— Не смотрите на меня так, — продолжал он, отвертываясь и сжимая ее руку. — Я не могу вынести вашего взгляда.
— Желала бы я узнать, значение ваших слов, — молвила Эмилия кротким, но взволнованным голосом. — Но я замечаю, что такой вопрос был бы вам неприятен в настоящую минуту. Давайте говорить о чем-нибудь другом. Завтра вы, быть может, несколько успокоитесь. Взгляните на эти леса, озаренные луною, на эти башни, смутно обрисовывающиеся в перспективе. Когда-то вы были большим любителем красивых видов; не вы ли сами говорили мне, что способность черпать утешение в созерцании дивных картин природы, которых ни бедность, ни притеснение не могут отнять у нас, составляет особое благо невинных душ.
Валанкур был глубоко растроган.
— Да, — отвечал он, — когда-то и я имел склонность к невинным, художественным наслаждениям, когда-то и я имел неиспорченное сердце! — затем, удержавшись он прибавил: — Помните наше путешествие в Пиренеях?
— Могла ли я забыть его! — вздохнула Эмилия.
— Как хотел бы я забыть его! — воскликнул Валанкур, -то была самая счастливая пора моей жизни… Тогда я любил с энтузиазмом все, что есть на свете доброго, прекрасного…
Эмилия с трудом могла подавить свои слезы и совладать со своим волнением.
— Если вы так желаете позабыть это путешествие, — молвила она, — то и я, со своей стороны, должна желать позабыть его.
Она помолчала, потом прибавила:
— Вы очень огорчили меня, но теперь не время для дальнейших объяснений. Как могу я хоть одну минуту выносить мысль, что вы стали менее достойны моего уважений, чем прежде? Я все еще верю в вашу искренность и думаю, что когда я попрошу у вас объяснения, то вы не откажете мне дать его.
— Да, — отвечал Валанкур, — я еще не утратил своей искренности; в противном случае я лучше сумел бы замаскировать свое волнение при рассказе о том, как много вы страдали, тогда как я… Но больше я ничего не скажу… Я не хотел говорить даже и этого… так вышло, нечаянно… Скажите мне, Эмилия, что вы не забудете этого путешествия, не пожелаете забыть его, и я буду спокоен. Этих воспоминаний я не хочу утратить ни за что на свете!
— Какое противоречие в ваших словах! — заметила Эмилия, — Но довольно: нас могут подслушать.
От вас же самих зависит, должна я помнить или забыть наше путешествие в Пиренеях. Однако пойдемте к графу.
— Сначала скажите, — остановил ее Валанкур, что вы прощаете мне беспокойство, причиненное вам сегодня и что вы все еще любите меня.
— Я искренно прощаю вам, — сказала Эмилия. — Но вы сами должны лучше знать, буду ли я по-прежнему любить вас, потому что сами чувствуете, заслуживаете ли вы моего уважения. Пока я думаю, что да. Нечего и говорить. — прибавила она, заметив его убитое лицо, — как сильно я огорчусь, если мне придется переменить мнение. Смотрите, сюда идет дочь графа.
Валанкур и Эмилия примкнули к Бланш, и все общество вместе с графом, его сыном и шевалье Дюпоном вскоре село за банкет, сервированный под навесом у деревьев. За другим столом поместились самые почетные из графских арендаторов. Это было веселое празднество для всех, кроме Валанкура и Эмилии. Когда граф собрался домой, он не пригласил с собой Валанкура; тот простился с Эмилией и удалился ночевать в свою гостиницу. Тем временем и она ушла в свою комнату, где с глубокой тоской и беспокойством стала обдумывать странное поведение Валанкура и прием, оказанный ему графом. Все ее внимание было поглощено этими мыслями, и она забыла о Доротее и назначенном ей свидании, пока не настал рассвет. Тогда, убедившись, что старушка уже не придет сегодня, Эмилия прилегла отдохнуть на несколько часов.
На другой день, когда Эмилия случайно встретилась с графом на прогулке, разговор зашел о вчерашнем празднестве и кстати упомянуто было имя Валанкура.
— Даровитый молодой человек, — отозвался о нем граф, — вы, кажется, раньше были с ним знакомы?
Эмилия отвечала утвердительно.
— Он был мне представлен в Париже, — сказал граф, — и в начале нашего знакомства он очень понравился мне…
Тут он остановился; Эмилия горела желанием услышать продолжение, но боялась показать графу, что она сильно заинтересована этим предметом.
— Позвольте узнать, — спросил наконец граф, — давно вы знакомы с мосье Валанкуром?
— Скажите сначала, отчего вы меня об этом спрашиваете? — проговорила Эмилия, — и я тотчас же отвечу на ваш вопрос.
— С удовольствием, это справедливое требование. Я мог заметить, что мосье Валанкур восхищается вами. В этом, однако, нет ничего мудреного: всякий, кто вас видит, должен восхищаться вами. С моей стороны это не банальный комплимент: я говорю искренно. Одного я боюсь: что вы поощряете его поклонение!
— Почему же вы этого боитесь, граф? — спросила Эмилия, стараясь скрыть свое волнение.