При покойном маркизе замок долго стоял заброшенный; там жили только старик дворецкий с женой, и здание пришло почти в разрушение. Главной причиной, повлиявшей на решение графа провести осенние месяцы в Лангедоке, было желание лично наблюдать за ремонтом в замке, необходимым для того, чтобы привести его в жилой вид. Ни уговоры, ни слезы графини — в важных случаях всегда прибегавшей к слезам — не могли заставить его отказаться от своего намерения.
И вот графиня, повинуясь приказанию мужа, собралась покинуть веселые парижские собрания, где красота ее не имела соперниц и одерживала блестящие победы, тогда как ум ее значительно уступал наружности, волей-неволей пришлось променять светские удовольствия на жизнь в глуши, среди лесов, среди пустынной красы гор, в величественных готических залах и в длинных-длинных галереях, где гулкое эхо вторит шагам или мерному тиканью больших стенных часов, доносящемуся из сеней внизу. Эту печальную перспективу графиня пробовала скрасить, припоминая все, что слышала когда-либо о веселом сборе винограда на равнинах Лангедока. Но там, увы! не будет грациозных парижских танцев, а вид деревенского веселья не мог радовать ее сердца, давно уже испорченного роскошью.
У графа было двое детей от первого брака — сын и дочь, и он намеревался взять их с собою на юг Франции. Анри, юноша по двадцатому году, служил во французской армии, а Бланш, которой еще не минуло и 18-ти лет, до сих пор жила в монастыре, куда была отдана немедленно после женитьбы отца. Это сделалось по совету супруги графа, не обладавшей ни способностями, ни желанием наблюдать за воспитанием падчерицы; боязнь, чтобы девушка не затмила ее красотой, заставляла ее всячески стараться о том, чтобы граф продлил заточение своей дочери. И вот теперь она увидала с крайним огорчением, что муж. уже не соглашается на дальнейшую проволочку. Одно ее утешало, это то, что когда Бланш выпорхнет из монастыря на свет Божий, то в глуши деревни некому будет восхищаться ее красотой.
В то утро, когда семья графа отправилась в путь, карета остановилась по приказанию графа у ворот монастыря, чтобы захватить Бланш; сердце молодой девушки билось от восторга при мысли о новом мире, о свободе, открывавшихся перед нею.
По мере того как приближалось время отъезда, нетерпение ее все росло; прошлой ночью она считала каждый удар башенных часов, и ночь показалась ей нескончаемо длинной. Наконец забрезжил рассвет, зазвонили к утрене, и она услыхала, как монахини спускались по лестнице из своих келий. Она вскочила с постели, во всю ночь не сомкнув глаз, чтобы приветствовать желанный день, когда она наконец избавится от всех строгостей монастырской жизни и вступит в новый мир, где царит одна доброта, одна радость!
Когда раздался звон у главных ворот и вслед за тем послышался стук колес экипаха, она бросилась с трепещущим сердцем к своему оконцу и, увидав экипаж отца, остановившийся во дворе внизу, легкими шагами, вприпрыжку побежала по галерее, где встретилась с монахиней, передавшей ей приглашение явиться к настоятельнице.
В одну минуту девушка очутилась в приемной перед графиней, показавшейся ей ангелом, который должен ввести ее в рай.
Но чувства графини при взгляде на падчерицу были совсем другого рода; никогда еще Бланш не была так мила, как в эту минуту, когда лицо ее оживилось радостной улыбкой и горело красотой невинного счастья.
Поговорив несколько минут с настоятельницей, графиня стала прощаться. Настал момент, которого Бланш ждала с таким горячим нетерпением: вот вершина, откуда она взглянет на волшебный край счастья! Но зачем же тогда эти слезы сожаления? Бланш с изменившимся, огорченным лицом обернулась к своим юным сверстницам, собравшимся тут, чтобы проститься с нею, и проливавшим слезы! Даже с настоятельницей, такой важной и торжественной, она простилась с чувством печали, которую за несколько часов перед тем сочла бы невозможной; но ведь всегда бывает тяжело прощаться даже с предметами неприятными, если только мы знаем, что это прощание навеки. Бланш перецеловалась со всеми бедными монахинями и пошла за графиней. Вся в слезах покинула она навсегда то место, которое рассчитывала покинуть с улыбкой на устах.
Но присутствие отца и разнообразие предметов, встречавшихся на пути, вскоре развлекли ее внимание и рассеяли облако грустного сожаления, набежавшее на ее юное чело. Не слушая разговора, происходившего между графиней и мадемуазель Беарн, ее подругой, Бланш вся погрузилась в приятную мечтательность, наблюдая, как облака молчаливо неслись по голубому эфиру, то застилая солнце и протягивая тени по всей местности, то снова открывая ее во всем блеске. Путешествие продолжало доставлять Бланш невыразимое удовольствие; ежеминутно перед ее глазами открывались все новые картины природы, и ее фантазия получила запас веселых, красивых впечатлений.
Лишь на седьмой день вечером путешественники увидели вдали замок Леблан; романтическая красота его местоположения произвела сильное впечатление на Бланш; она с изумлением и восторгом наблюдала Пиренейские горы, еще днем казавшиеся так далеко, а теперь отстоявшие всего на несколько миль, с дикими утесами и страшными пропастями, которые то припадали, то выступали по прихоти вечерних облачков, носившихся над ними. Лучи заходящего солнца окрашивали снеговые вершины розовым отблеском, а синеватые тона в теневых местах и углублениях гор придавали, в силу контраста, еще больший блеск световой стороне. Равнины Лангедока, алея багрянцем виноградников и пестрея рощами тутовых, миндальных и оливковых деревьев, расстилались далеко к северу и востоку. На юге виднелось Средиземное море, чистое, как кристалл, и синее, как отражавшееся в нем небо; местами на белых парусах кораблей играли блики солнца и еще более оживляли сцену.